Дормидонт пригляделся и обнаружил у пуговицы рот. Казалось, пластмассовые губы нагло улыбаются, снизу вверх наблюдая беспорядочную человеческую жизнь. Со стихийно возникшей досады, Дормидонт пнул пуговицу, зачерпнув ботинком жидкость, и запрыгал на одной ноге, по пути сбросив мусорное ведро, как терпящий аварию самолет сбрасывает топливо, чтобы облегчиться. Доскакав до раскидистого тополя, Дормидонт прислонился и снял промоченный ботинок. Вода выплеснулась на почву.
— Вам помочь, Дори? — спросила Христина.
— Нет, нет. Не стоит утруждать себя, — отозвался Дормидонт.
Он надел ботинок и вернулся к ведру. Утро так и не могло как следует начаться. Серая мгла не отступала. Заморосил дождик. Кожа Христины покрылась мелкими бугорками.
— Может вам мой халат отдать? — предложил Дормидонт.
— Нет, не надо, — стуча зубами, проговорила Христина.
Они как раз дошли до дальних мусорных баков. За соседним домом провыл троллейбус, один из первых. Щелкнули двери. Но Христина и Дормидонт по-прежнему оставались одни.
На полупустом баке сидела большая морская птица. Она злобно ощерилась клювом на Дормидонта и расправила полутораметровые крылья.
— Осторожно! — воскликнула Христина.
Дормидонт, собиравшийся выкинуть мусор, был вынужден отступить.
Дождь усилился. Крупные тяжелые капли стремительно бились об асфальт, взрываясь стеклянным бисером.
— Спрячемся, может дождь кончится, или хотя бы эта тварь улетит, — предложила Христина.
Они зашли в парадное. Христина прижалась своим соблазнительным телом к батарее центрального отопления. Летом они, как правило, особенно горячи.
— Хорошо, — в блаженной истоме проговорила Христина.
— А у меня рука устала, — сообщил Дормидонт.
— Уж не хотите ли вы попросить меня подержать ваше ведро? — с легким гневом, нахмурив брови, спросила Христина.
— Нет, ни в коем случае! — встрепенулся Дормидонт. — Как можно!
— От вас, мужиков, всего можно ожидать, — сказала Христина. — Особенно по части всяких гадостей. Насчет этого вы мастера.
Дормидонт покраснел. Половая солидарность взыграла в нем как море у мыса Горн. Он поставил мусорное ведро, воззрился Христине в прекрасное лицо, и зло, с особой расстановкой интонируя слова, заметил:
— А от вас, женщин, разве нельзя всего ожидать? Кстати, насчет гадостей, тоже? — Он упер руку в бок, чувствуя себя проводником общемужских идей.
Христина усмехнулась.
— Именно так, — сказала она.
Надолго воцарилось безмолвие. Непонимание меж полами приобрело в кругу Христины и Дормидонта сильное, напряженное поле.
