— Это я, Полигеев, — представились снаружи.
Дормидонт впустил Полигеева в квартиру.
— Вот, мусор вынес, — признался Дормидонт, но на кухню Полигеева не пригласил.
Полигеев был резинщиком. Он делал камеры для велосипедов, воздушные шарики и презервативы. Резиновый завод располагался всего в нескольких кварталах.
— Дай, думаю, зайду, — сказал Полигеев.
— Пива хочешь? — спросил Дормидонт.
Полигеев удивился, но пива хотел. Дормидонт быстро надел ботинки.
Пиво купили сразу, не особенно выбирая. Пиво было холодным. Полигеев открыл бутылки, протянул одну Дормидонту и принялся излагать длинную заводскую историю.
После четвертой пошли в дом культуры. В бесплатный туалет. Там было гулко и хорошо. Полигеев устремил струю пива в нужном направлении и принялся рассказывать анекдот.
Дормидонту пришло желание сокрушить голову. Не свою. Голову Полигеева. Он представил себе как было бы хорошо разбить голову резинщика об унитаз. Сладостно увидел мысленным взором, как она раскалывается с треском упавшего с пальмы кокосового ореха и разлетается мелкими частями. Дормидонт засмеялся и не заметил как Полигеев удалился. В окно туалета заглянуло солнце.
Хлопнула дверь. В туалет кто-то вошел. Дормидонт отвлекся от мыслей и увидел человека с тонкой тростью. Человек уныло брел вдоль кабинок. Лицо у него было отрешенное.
— Не знаете ли, где тут свободно? — обратился человек к Дормидонту, берясь за гульфик. — Быстрее нужно. — Он наткнулся на нехороший взгляд Дормидонта и осекся.
Дормидонт равнодушно пожал плечами и повернулся к реке. По воде тащились за буксиром две баржи, груженые лесом. Бревна были огромные, не меньше метра диаметром. На бревнах сидели девушки в ситцевых платьях и грызли семечки. Одна из них заметила Дормидонта и показала на него пальцем. Остальные естественно стали дружно хихикать. Ошметки семечек слетали с их чувственных губ.
Дормидонт взобрался на подоконник.
— Девушки, я иду! — крикнул он и проломил стекло.
Ночью Христина, целуя ему забинтованную руку и гладя по груди, шептала, дыша в ухо, «Завтра я вынесу мусор сама, не беспокойся». Но он беспокоился не об этом. Сколько он ни старался, он не мог раздеть Христину. Под платьем у нее оказывалась сорочка, под сорочкой — комбинация, домашний халат, комбинезон малярщицы, еще одно платье, иногда он даже обнаруживал, что женщина лежит под ватным одеялом в пальто и меховой шапке. Он плакал, ворчал, но ничего не добивался. Рядом с кроватью вырос ворох одежды.
