- Где ты видишь, дочь моя, чужих мужчин?
- Этот барашек, что с тобою, не кто иной, как заколдованный юноша.
- О горе мне, горе! - вскричал расстроенный до крайности Пайам. - Аллах, за что, за что наказываешь! Моя дочь, моя единственная дочь, и разум покинул ее.
- Не кричи, батюшка, и не кори тому, кто выше нас, - отвечала Зайна. - Этот барашек - заколдованный юноша, но я могу его расколдовать. Подай чистую чашку со свежей водой.
Убитый горем и снедаемый любопытством Пайам вошел в дом, а вернулся оттуда, неся то, что просила дочь.
Зайна взяла чашку, произнесла над ней какие-то слова, а затем брызнула на ягненка, говоря:
- Если ты баран по творению Аллаха великого, останься в этом образе и не изменяйся, а если ты заколдован, прими свой прежний образ с позволения великого Аллаха!
Пайам моргнул. А барашек вдруг встряхнулся и стал человеком.
27.
И еще раз ахдадская ночь или путешественница
Визирь Абу-ль-Хасан кутался в теплую ткань джуббе. Джуббе ему поднес в подарок один из караванщиков еще в прошлом году; и каждый раз, покидая дом холодными вечерами, Абу-ль-Хасан благодарил Аллаха, надоумившего просителя на этот подарок. Верблюжье, а верхняя ткань радует глаз затейливой вышивкой и яркими красками.
Рядом мелко трусился огромный Джавад. Замерз что ли? Так на евнухе тоже теплая фарджия.
- И где эта ваша змея?
Абу-ль-Хасан знал - Джавад не станет беспокоить зря. Змея есть. Всем мерещиться не может - стражники трусились здесь же, за спиной. Знал, но молил Аллаха, чтобы все это оказалось дурной шуткой. Ну зачем, зачем Абу-ль-Хасану змея, выползающая из дворца. Мало ему пропажи сына султана! Копья, копья с отрубленными головами высились недалеко - у центральных ворот. А у султана Шамс ад-Дина много копий, а у ворот много места...
Разум Абу-ль-Хасана улетел так далеко, что он не услышал шуршания за спиной, а когда услышал, черное, чешуйчатое тело уже проползало мимо.
И хоть визирь был подготовлен словами Джавада, увиденное потрясло его, и прибавило еще заботу к его заботам.
Черный хвост уже втягивался в один из переулков.
- Скорее, - холодные пальцы Абу-ль-Хасана сжали дрожащий локоть Джавада. - За ней!
28.
Продолжение рассказа о поваре Пайаме, дочери его Зайне и о барашке
- Воистину, нет бога, кроме Аллаха, а Мухаммад пророк его! - повар Пайам не без удивления наблюдал юношу, что сидел на полу его дома и не без удивления наблюдал Пайама.
На молодом человеке переливались богатые одежды, а высокое чело уже опоясала чалма. И был он подобен свежей ветке и чаровал сердце своею красотою и умы своею нежностью, так что Пайаму пришли на ум слова поэта:
