— Вы тоже каждый день пьете, Мош Бордей, — сказал Гена.
— Я старый, а ты молодой, — сказал дед.
— Да, да, — безучастно подтвердил Гена.
— Горе не вино. Все не выпьешь, — сказал дед.
Гена ничего не ответил. Только посмотрел удивленно на деда. У Гены стали мутные, измученные глаза.
Зимой дни становятся короче. А сны длиннее.
Один раз во сне я видел Раю. Она держала на руках младенца. Благолепно так — прямо мадонна нашего двора.
— Рая, — я говорю ее имя шепотом, когда просыпаюсь.
Однажды, за неделю до Нового года, я вышел во двор покурить. После смерти Славика я закурил. Было красиво. В снегу виноград. От люка с надписью «MUNICIPIA» идет пар. И вдруг во двор вышла с бельем Рая. У нее в руках были выжатые простыни, от них на морозе тоже шел пар.
Она увидела меня, отвела взгляд сразу. А я подошел и помог ей, как-то у меня это легко получилось, просто подошел и спустил веревку, для этого надо отставить длинную палку. И у Раи, я сразу увидел, как будто темная тень исчезла с лица.
— Как ты живешь? — спросил я.
— Хорошо, — ответила Рая и улыбнулась. — Разве не видно?
— Видно, — сказал я. — Может, поговорим?
— Поговорим, — согласилась Рая. — А о чем?
— Ну… Что, не найдем, о чем? — спросил я.
— Найдем. Когда-нибудь, — сказала Рая, лицо ее было бледным.
— Ты чего? — спросил я, заглянув Рае в глаза.
— Ничего, — ответила Рая. — У меня все хорошо. Даже очень.
Я был сбит с толку, и я был рад. Мы заговорили — мы произнесли первые слова. Я смогу скоро рассказать ей, какой я подлец, но как сильно я ее люблю. И она простит меня. И все будет опять хорошо у нас. Вот какие радостные ветры дули после этого разговора в моей голове.
Тем же вечером я пошел в бордей. Зимой там очень холодно. Я протянул в погреб спиральную печь. Было уютно смотреть на раскаленную, ржаво-красную спираль печки. Я накатил уже две кружки вина, и мне стало тепло. Бывает так от вина — все кажется поправимым, временным, все кажется черновиком, настолько предварительным и, что называется, «никуда не идущим», что… да что там! Все будет хорошо!
Вдруг на лестнице раздались, медленные такие, шаги. Я обрадовался. Это было похоже на то, как спускается дед, на своих больных ногах, медленно, осторожно, по мшистым кубикам ступенек.
— Дед! — крикнул я. — Дед, я тут!
Но, когда человек вышел на свет, оказалось, это был Гена.
Я испугался. Сам не знаю чего. Вернее, я знаю чего.
Гена подошел ближе. Он шумно дышал. Он был пьян.
— Здарова! — сказал Гена. — Не помешаю?
