– Моси-моси!
– Э-э-э… – Эйтор немного растерялся, но быстро взял себя в руки. – Зд-дравствуйте, Юми. Извинит-те за бесп-покойст-тво. Эт-то Эйт-тор, помните, мы с вами встретились возле дацана?
– А-а-а! Эйтор! – голос потеплел. – Я помню ту чудесную историю, когда Оониси-сан рассказал вам о своем знании. Рада вас слышать, Эйтор. Чем я могу вам помочь?
– Я… – Эйтор заранее не решил, что скажет, но решил действовать напрямик: – Юми, скажит-те, пожал-луйста, мы могли бы встрет-титься?
Ладони его вдруг мгновенно вспотели от волнения.
– Встретиться? – голос Юми выразил ее удивление. – А зачем?
– Зачем… Э-э-э. А я хочу написать ваш портрет. Маслом на холсте. Вы не против?
Юми рассмеялась, и Эйтор был готов слушать ее звонкий смех сколько угодно. Он казался ему прекрасной небесной музыкой.
– Так вы не против, Юми?
– Я не против, Эйтор. Так оригинально, как вы с Глебом, со мной мало кто знакомился.
– А когда мы сможем с вами встретиться, Юми? – Эйтор был готов прыгать до потолка от восторга.
– Я приеду в Санкт-Петербург через два месяца, в августе.
– В августе?!! Так нескоро... – художник по-настоящему расстроился, даже его выдержанный характер здесь дал трещину.
– Да, в конце августа. Я сейчас в Японии.
– Спасибо, Юми… Я буду ждать вас.
Ему хотелось крикнуть Юми, что он готов лететь к ней в Японию хоть сейчас, но вместо этого тихо пролепетал:
– А можно… можно я буду вам звонить иногда?
– Ну конечно, милый Эйтор, до свидания. Только не звоните так поздно. У нас тут уже ночь.
– Ой, простите, Юми. До свидания. Спокойной ночи.
Эйтор отключил телефон и, весь красный от смущения, набрал номер Глеба:
– Глеб, а ты можешь сейчас придти ко мне?
– Эйтор, – голос Глеба был нетерпеливым, – а нельзя этот визит отложить? Я сейчас на работе, очень занят, давай завтра, а?
– Я не могу завтра, – голос Эйтора звучал уныло. – Я Юми звонил…
– А, так что ж ты сразу не сказал! Буду через пару часов.
Ровно через два часа дверь мастерской распахнулась, и в нее ворвался маленький вихрь, состоящий из улыбающегося Глеба и молниеносной Ники, которая за минуту своего визита успела пожать руку ошеломленному Эйтору, ущипнуть его за плечо, опрокинуть тяжелый деревянный стул, притащенный художником из отданного под снос старого дома, потрогать указательным пальцем недавно начатую картину, смазав при этом краску с уха мифологического мексиканского животного. Она несколько раз подпрыгнула, пытаясь достать рукой висевшую под потолком люстру и, убедившись, что достать не может – слишком высоко, метко бросила в эту люстру скомканной газетой. Люстра закачалась по широкой амплитуде, а Ника, наконец, уселась на табурет и потребовала себе чашку чая.
