. Не достигнув успеха в первой тарелке, золотоискатели принимались за вторую, ловко поддевая мучные комья и отправляя их в темный зев. Всех золотоискателей в этом помещении объединяла одна общая черта – они были больны лихорадкой, которая в данном случае являлась одной из разновидностей безумства. Степан улыбнулся, подумав, что если в этих мисках и есть золото, то оно явно в его посуде, но никто его не найдет.
Почему-то он вдруг вспомнил Юрский геологический период в истории развития Земли. В те времена по суше перемещались гигантские ящеры, вытаптывая своими лапами дорожки, по которым хотела пойти эволюция. Среди прочих, существовала такая группа как зауроподы, к которой относились самые большие из когда-либо существовавших динозавров. Вдруг один из этих гигантских ящеров "оказался в их здании". Он пронзительно закричал из коридора, а затем подпрыгнул. Звук эхом прокатился от первого до четвертого этажа, "разломился на мелкие осколки и осыпался под ногами". Все в столовой замерли и повернули головы в сторону закрытой двери. Динозавр снова подпрыгнул, лязгнули батареи, окна в рамах неодобрительно загудели. Повариха выглянула из кухни, надеясь навскидку выстрелить в того, кто творит весь этот гвалт, но виновника переполоха не обнаружила. Новый удар породил странное эхо: чугунные батареи застонали и принялись вибрировать, выгибая перемычки. "Должно быть, динозавр хвостом задел одну из батарей". Повариха, подпрыгнув, побежала к двери и "расторгла союз замка и запорной планки". В проеме двери мелькнула спина Томы, которая неслась то ли навстречу динозавру, то ли прочь от него. Следующий удар заставил качнуться все здание. Послышался хлопок и отдаленные крики. Повариха огородила себя частоколом брани и бегом вернулась на кухню. Наконец, ступор, охвативший Степана, "подал рапорт об отставке". Его освобожденное тело повиновалось возросшему давлению нервов и он, радуясь отличному поводу отказаться от еды, соскочил со стула. То же самое сделали и другие пациенты, побросав ложки в вырытые в еде ямки. Толпа сгрудилась возле выхода, "нехотя выплевывая за двери по одному человеку". Все зашумели и замахали руками, и каждый взмах порождал все новые и новые версии произошедшего: землетрясение? взрыв? оползень? стена отпала?
Между тем из дальнего крыла здания все громче и громче слышались ругань и возня. Степан умудрился протолкнуть свои кости между набившимися у выхода телами и, позабыв о слабости, быстро направился на пост. Еще не дойдя до поворота, он услышал, как главврач кого-то проклинает. Визуальное наблюдение свершаемого преступления позволило выяснить следующее: Федор Никитович держал сантехника за грудки и тряс его, как сито с мукой. На одной его руке повис Егор Матвеевич, на другой – Тома. Они пытались разнять конфликтующие стороны, чтобы не стать свидетелями грядущей трагедии, поскольку ярость, исказившая багровое лицо Федора Никитовича, носила явно не шуточный характер и имела далеко идущие намерения. Главврач замахнулся было рукой, готовясь обрушить карающую длань на нос сантехнику, но Егор Матвеевич ловким движением перехватил его руку и втиснулся между ними. Всеми доступными ему мимическими приемами он пытался утихомирить своего начальника и убеждал, что убийство в новогодний вечер плохо скажется на дальнейшей карьере доктора. Тома в свою очередь кричала что-то в ухо сантехнику, и на миг показалось, что она хочет его укусить. Степан даже потерял былую уверенность, что она пытается его защитить. В спину Степана толкали зрители сего действа, пытаясь подойти поближе и
