– Разлегся мне тут! – уже без былой ярости выпалила Тома и подошла посмотреть, сколько еще осталось препарата в капельнице. – Уже почти все. Надоело мне тут с вами. Хочу домой скорее.
Степан смотрел на ее красивое белоснежное ангельское лицо и улыбался. Ему нравились эти перемены, нравилась горячая импульсивность, нравилось окунаться то в прорубь, то в кипяток ее настроения. Нравилось наблюдать за ней.
– Что ты тут лыбишься мне? Все, выпил ты свое! – она вытянула иголку и прилепила кусочек ватки на пластыре на место укола. – Полежи пять минут и дуй к себе. Обед через час. А я пока найду сантехника. Натравлю его на этого козла.
Тома бросила систему в умывальник, сняла перчатки, поправила халат и "сломала кисть дверной ручке, вывернув ее до упора". Степан еще долго слышал ее шаги, удаляющиеся "в недрах огромного зверя, который никак не мог переварить всех обитателей". Выждав чуть дольше, чем Тома просила, Степан принялся составлять план того, как ему встать и добраться до своей палаты. Однако к его удивлению, он вдруг резко поднял свое тело над кушеткой, практически не используя почти исчерпанные внутренние резервы. Долго не раздумывая, он поднялся на ноги, и хоть головокружение все еще ощущалось, его конечности принялись сами отмерять клеточки линолеума в направлении выхода. Сначала ему пришлось наступать на каждую клетку, потом он смог увеличить это расстояние до двух. А возле двери ему покорилась вершина из трех клеток, которые он перешагнул довольно легко.
Степан понял, что виновниками таких перемен были витамины, которые Тома в него влила. Эти перемены одновременно радовали его и расстраивали. Очень приятно было двигаться самостоятельно, не собирая пыль со стен, но даже за это скромное подаяние его организму он вскоре заплатит суровую несоизмеримую цену. Он вздохнул и поплелся в свою палату, расположенную "где-то в лесу на другом материке".
По пути в палату от Степана отшатнулся Федор Никитович. Доктор странно посмотрел на пациента, вытер рукавом рот и обошел преграду, бормоча под нос чьи-то фамилии. Степан, не поворачивая головы, "сверился с картой" – покосился на пост и определил, что его палата находится в правом крыле. Рядом с постом, на котором "не хватало вооруженного караульного", располагалась комната отдыха, призванная скрасить постылую жизнь пациентов и отвлечь их от мыслей о самоубийстве. По крайней мере, те, кто создавал интерьер этой комнаты, считали, что все пациенты думают о самоубийстве, о чем красноречиво свидетельствовал плакат, одиноко висевший между зарешеченными окнами. Сам по себе плакат напоминал Степану висельника, от чего лечебно-исцеляющий эффект сходил на "нет". На плакате черными красками были выведены буквы, контуры которых расплылись и заставляли всех, кто на них смотрел, похлопать себя по карманам в поисках очков. Надпись гласила: "Суицид – не пестицид, не лечит, а калечит".
