Всем этим не преминули воспользоваться мои неприятели, объявив о том, что в Церкви[1] таких мнений быть не может (?), а потому – писал это не монах, а какой-то анонимный автор, разумеется, с провокационными целями. Что, принимая во внимание духовную несвободу русского монашества, похоже на правду. По другой их версии, для убедительности мистификации все-таки существующий в действительности монах Афанасий из корыстных или тщеславных побуждений подписался под кем-то подготовленными провокационными «разработками». Высказывалась даже мысль, что здесь вообще налицо «происки ЦРУ» с целью обострить отношения России с мусульманским мiром.
«Обосновывая» такие свои заключения, столь проницательные «аналитики» обращаются к аудитории с вносящими, как им кажется, ясность вопросами. – Почему проблема незаконной иммиграции в Россию должна занимать афонского монаха?.. Какое отношение совершенно мiрская, политическая тема имеет к духовной жизни?..
Поэтому, когда право на существование выраженной мною позиции потребовало ее персонификации, подтверждаю, что книги эти – мои, что в них выразил свои взгляды и убеждения, что зовут меня действительно отец Афанасий (или πατερ Αθανασιος), что я все-таки монах, а постригли меня в Афонской Лавре Св. Афанасия, чему есть запись в монахологии. Мой адрес простой – Агион Орос, Карулья. Найти меня очень легко – нас там мало.
Доказывать же, что пишу свои книги сам, не буду, но на «коварные» вопросы отвечу. – Массовая иммиграция иноверцев в Россию – это один из фронтов многовековой войны антихристианских сил против православного русского народа, извечной борьбы зла против добра, сатаны против Бога, а посему имеющей духовное начало и монаха самым непосредственным образом касающейся. А поскольку для монаха естественно более глубокое понимание сущности духовных явлений, чем для человека мiрского, то он и должен, при необходимости, открывать мiрянам подлинное значение происходящих в мiре событий, на первый взгляд, к духовным не относящихся.
В наше время, когда деформации подверглось понимание самого существа духовной жизни, утрачено и понимание монашества,как независимого института, позволяющего обществу иметь не навязанное, не ангажированное, не проплаченное, как сейчас говорят, мнение. Открыто говорить, что подсказывает совесть – это монашеский долг. Таким монашество было во времена своего разцвета[2], обличая сильных мiра сего, невзирая на лица, и без страха вступаясь за попранную справедливость. Но, со временем, попав в административную зависимость от архиереев и правителей, а также финансовую – от «благодетелей»
