И Арина Сергеевна пошла навестить дочку на новом жилище. Пришла с вечера – Луша одна. Сидит и глаза в слезах.
– А сам-то где? – спросила.
– Не знаю, – говорит Луша и залилась, заплакала. – Пьет где-нибудь. Он теперь каждый день пьет… Так прямо с работы… А ночью вот приедет пьяный… Одну недельку посидел рядом со мной… Ах, мама, мама!..
И на груди у матери она разрыдалась в бурной истерике.
Осталась Арина Сергеевна ночевать, и вот часа в четыре слышит громкий стук: явился сам. Пальто распахнуто, шапка на затылке, слиплись глаза на пьяном обрюзглом лице, пеплом измазаны мясистые губы и заплевана борода. Изо всех карманов бутылки торчат.
Первым делом выхватил он их, брякнул на стол, закричал:
– Эй, Луша, подымайся!
Вышла Луша из спальни бледная, заплаканная:
– Что ты, Паша?..
– Пей, Лушка!..
– Да что ты, Паша, ты бы…
– Пей, Лушка… пей говорю!..
– Ты же знаешь – я не пью…
– Ах, не пьешь, сука?.. Выпить со мной не хочешь, а со студентами…
– Какими студентами?
– Знаю, знаю, все знаю… У… стерва, гадость этакая!..
– И он единым духом сшиб со стола все бутылки, а потом застучал кулачищами, стал грозить, и вдруг на диване увидел Арину Сергеевну:
– Ты што здесь?
Старушка промолчала, перепуганная, не знала что отвечать…
– А, мать? Знаю мать… Ну, здравствуй, мамаша, поди поцелуй меня…
– Павел Павлыч, вы бы спать…
– Ага, – заревел он, – и ты не хочешь?.. Поцеловать меня не хочешь?.. Так… Э-эх, сукины дети, – ударил он кулаком по залитому вином столу, усеянному осколками разбитых стаканов.
Руку распорол в кровь и, глянув на нее, распоротую, окровавленную, вдруг утих.
Луша сейчас же стала ему завязывать тряпкой, а Грошев все целовал, целовал ее в голову, пока не подвели его к дивану. Ткнулся одетый, быстро уснул, мерзко-пьяно расхрапелся.
– Что это, Лушенька? – с тревогой спросила Арина Сергеевна дочь, указывая на Пал Палыча…
– А это, мама, на именинах он… случайно… Это ничего… Вы не обижайтесь; когда трезвый, – он хороший.
Всю ночь не спала – проплакала Арина Сергеевна, плакала и Луша. Но не разговаривали больше. Обе молчали.
В другой раз как-то зашла Арина Сергеевна, а он ночью снова пьяный.
– Сашка, Сашка! – кричит девчонку-прислугу, – что у тебя, подлая, лампадка не зажжена?
Девчушка, было, за лампадку, а он стук ей по затылку. Выхватил лампадку от иконы, да плесь ей в лицо остатками масла.
– Живо, дрянь поганая!
И когда девочка налила, зажгла:
– Сашка, молись! – скомандовал он.
Девочка робко зашевелила пальцами по лбу, по плечам, по животу.
