заменили содержанием в зоне до особого распоряжения.
Я этак тяжело сглотнул слюну. Голос даже у меня просел. Хрипло переспрашиваю:
— Заключённый? По какой статье?
— Без статьи, — поясняет генерал. — По указу, в силу государственной
необходимости.
— А кто он вообще такой? — не унимаюсь я. — Как вообще могло случиться, что
часы, которые товарищ Сталин должен был лично передать в качестве подарка Президенту
Рузвельту, Поскрёбышев отдал какому-то Кураганяну? Что всё это значит?
Вижу, у начальника моего тоска смертная в глазах. Схватил он “казбечину” из пачки,
нервно прикурил, собрался с мыслями и говорит:
— Видишь ли, Лукич, ты не головой, а сердцем всё понять должен. Сердцем-то ты
наш, а если бы не так было, то, по крайней мере, уже лет двадцать назад тебя... Гм,
смекаешь? Так вот, товарищ Сталин — великий вождь и учитель нашего народа, который
уже более тридцати лет ведёт нас всех от одной победы к другой; отец всех народов, он,
как ты сам понимаешь, Лукич, личность слишком драгоценная, чтобы подвергать его хоть
малейшему риску — в Тегеран ездить, в Ялту, с мавзолея перед войсками выступать, ну и
так далее. Чего только может ни произойти! Болт, скажем, где-то прогнил, не заметили —
вот тебе и катастрофа. Паровоз с рельсов слетит, самолёт упадёт, псих какой-нибудь на
параде патрон в заднице спрячет и стрельнет по мавзолею, колесо в машине лопнет на
дороге, скажем в Кунцево, и машина врежется в столб и двигатель у неё взорвётся... А
потому, понимая это, мы подготовили ряд граждан, внешне напоминающих товарища
Сталина, которые во время подобных мероприятий должны были его заменять, как
каскадёры киноартиста во время рискованных трюков. Ну, и сам понимаешь, что такую
группу надо держать в изоляции от общества; и чтобы они, упаси Бог, много о себе не
возомнили, на статусе заключённых с расстрельным приговором, исполнение которого
каждые полгода откладывается ещё на полгода по решению Президиума Верховного
Совета СССР.
— Та-ак, — протянул я, — теперь понятно. Значит, в Ялту тоже ездил один из них.
Так надо допросить его, этого... как его, заключённого Кураганяна, и дело с концом.
— Умница ты, Лукич, — просиял начальник, — что всё понимаешь. Это правильно,
что нужно допросить. Это я и без тебя знаю. Только кто допрашивать-то будет? Мне
самому нельзя. Мне на каждый контакт разрешение в Президиуме ЦК надо спрашивать...
