— На какую тему? — встреваю я.
— Не помню уж, — отмахнулся Василий Лукич. — Думал, пересижу всю эту смуту в
адъюнктуре. Ан нет. Вызывает меня неожиданно один большой начальник...
— Кто именно? — пытаюсь я уточнить.
— Фамилия его тебе ничего не даст, — улыбается старый чекист. — Да, по правде
говоря, не было у него никакой фамилии. Если в нашем ведомстве человек был известен
по фамилии, значит, сидел он для представительства, ровным счётом ничего не решая и
ничего толком не зная. А те, кто по-настоящему делами заправляли, тех никто не знал не
только по фамилиям, но иногда и в лицо.
“Товарищ 5-й”, скажем, или “81-й”. И всё. Представится он тебе Иваном Ивановичем,
а то и просто: “Называйте меня товарищ генерал”.
— Так вот, вызывает меня большой начальник. Мы с ним в войну вместе работали, и
вроде я ему приглянулся. Всё мне разные интересные дела потом поручал. Аж дух
захватывало. Не от сложности дел, а от мысли, что после такого дела меня, наверняка,
самого шлёпнут. Но проносило. А я ведь уже тогда в нашей системе динозавром считался,
ведь ещё при Менжинском работать начинал, Ягоду и Ежова пережил. Ильича в зоне
охранял. Сам понимал, что уже лет десять минимум лишних живу. И удивлялся.
— Принял он меня на своей вилле в Подмосковье. Начальник-то он был большой, а
по возрасту лет на семь меня младше. В гору пошёл после Ежова. Вижу, чем-то он смущён.
Коньячком угостил. Традиционно выпили “за дружбу и секретную службу”. Чувствую,
мучается он, не знает, как начать. Потом подсел ко мне поближе и говорит:
— Дело одно поганенькое хочу тебе поручить, Лукич. Извини, что от учёбы тебя
оторвал. Да только посмотрел я вокруг — кроме тебя, некому дело такое распутать. Дело-
то очень деликатное.
И снова замолчал. С мыслями собирается. Я ему помочь решил.
— Излагайте, — говорю, — факты, товарищ генерал армии. Не впервой нам разные
деликатные дела раскалывать.
— Знаю, — отвечает он, — что ты, Лукич, не подведёшь. Но такого дела, брат, ты ещё
не вёл. Уж больно оно с душком. За партию обидно.
Снова замолчал, плеснул ещё коньячка немного и, значит, говорит.
— Перед Ялтинской конференцией товарищ Сталин принял решение преподнести
Президенту Америки Франклину Рузвельту как нашему доблестному союзнику ценный
подарок. Товарищи в Политбюро посовещались и высказали мнение, что американскому
Президенту следует подарить золотые часы, принадлежавшие когда-то душителю свободы
