каких-то людей в кителях китайского образца с отложными воротниками и почему-то
попыталась именно мне всучить хлеб и соль от лица сестрорецкой партийной
организации. Тут я вспомнил немцев 41-го года и позавидовал им. Идущие впереди
грузовики были набиты пьяными польскими парашютистами. Вообще, участие поляков в
этой операции чрезвычайно тревожило командование, поскольку из-за этого резко
возросла вероятность грабежей и мародёрства, чего стремились избежать любыми
средствами. Правда, командовавший поляками полковник заверил, что его жолнежи не
возьмут бесплатно даже “паршивого геся”, что вызвало у меня приступ нервного смеха.
Пан полковник надеялся сейчас найти гуся на Карельском перешейке! Если это даже и
было возможно, то не меньше, чем за полторы тысячи долларов.
Так вот, я уже собрался пристрелить этих ребят в китайских френчах с хлебом и
солью, но взял себя в руки и отправил их к полякам. Те приняли хлеб-соль и выбросили
представителям сестрорецкой партийной организации две пачки “Мальборо” и банку
сгущёнки. “Спасибо, товарищи!” — на разные голоса закричали представители, и тут
выяснилось, что Бен-Цви знает русский язык, хотя в Норвегии он клялся и ругался только
на иврите и английском.
— Суки, — смачно сказал он и добавил, обращаясь ко мне. — В этой стране, не
стреляя, ничего не сделать, а стреляя, можно сделать ещё меньше.
Этого белобрысого израильского жулика всучили мне в качестве водителя перед
самым началом операции. Он носил форму капрала американской армии, хотя в Израиле
был, по меньшей мере, капитаном. Очевидно, они уже начали приглядываться ко мне...
После Лисьего Носа открылся Кронштадт, над которым поднимались клубы чёрного
дыма. Или что-то подожгли, или что-то загорелось само... И вот во всей красе открылся
Ленинград: Петропавловская крепость без шпиля, увезённого в Китай в качестве
контрибуции; ободранный купол Исаакиевского собора; покосившаяся телевизионная
башня. Странно, но я не испытывал почти никакого волнения, хотя не был в этом городе,
где провёл всю сознательную жизнь, более четырёх лет. На въезде в Ленинград красовался
плакат на котором русский и китайский рабочие гневно вздымали свои огромные кулаки
над какой-то гнусной помесью империалиста и сиониста. А над шоссе красовался свежий
