Кроме сверкающих глаз, собака показывала белые острые зубы и вся дрожала от злости.
Я умоляюще смотрела на Луизу Мишель и сама готова была дрожать от страха.
– Довольно, – шептала я, – довольно. Мария, пожалуйста, довольно.
Мария опять засмеялась и повела своего дикого красавца обратно в зверинец.
А весь зверинец, и звери и птицы, жили в одной комнате с Луизой и спали с ней на кровати. Я едва верила ушам своим. Спать на одной кровати с таким зверем, сколько мужества надо.
– О, нет, – говорила Луиза, – никакого мужества, надо только их любить. Животные чрезвычайно чутки к добру, не меньше людей. И если бы не предубеждения, не предрассудки, какими начиняют с детства, не было бы ни вражды, ни злобы. – Луиза стала рассказывать на эту тему о пережитых ею случаях.
«Лет десять тому назад я была в Бельгии и там выступала в небольших собраниях. Духовенство, конечно, писало и говорило против меня; изображало безбожной злодейкой.
Не знавшие меня люди – а знали меня очень немногие – верили всем клеветам и относились ко мне враждебно.
Раз, когда я в наемной карете ехала из одного города в другой, на дороге встретилось несколько человек студентов. Они знали, что это я еду, и один швырнул камень в окно, разбил его и стал ругаться.
Извозчик завопил, а я попросила его остановиться и подозвала студента к окну. „За что вы так поступили со мной и с моим кучером? Меня вы оскорбили, а ему причинили убыток“.
– За то, что вы безбожница и террористка.
– Молодой человек, вы это только слышали, но вы этого не знаете и уже позволяете себе оскорблять женщину, старую и одинокую. Разве так поступают те, у кого есть Бог и кто знает заповедь его любить ближнего как самого себя. И причем же тут стекла кареты, за которые придется платить бедному человеку.
Эффект вышел неожиданный.
Студент стал просить извинения, сконфуженный, полный раскаяния, а кучеру уплатил за стекла, сколько тот пожелал. О да, люди любят правду и тех, кто ее говорит не сердясь. Я много раз испытала это и во Франции и в Кайэне.
Ведь нас Преследует не народ, а его правители, его духовенство, учителя.
Мне запрещен въезд во Францию, надо каждый раз усиленно хлопотать о разрешении побывать на юге.
Там у меня близкие люди, хочется повидаться, еще раз посмотреть милую родину».
Говоря о Франции, она опять просияла и еще больше напоминала добрую фею, готовую обласкать весь мир.
Это было единственное мое свидание с Луизой Мишель, и не больше двух часов мы провели вместе, но я много благодарна Софье Григорьевне Кропоткиной за то, что она дала мне возможность воспринять живой образ души, умевшей пронести через все мучительные испытания силу веры и свежесть чувств своих до последнего дня, до последнего вздоха на земле. На прощанье она подарила мне портрет свой, прекрасно отражавший ее благородное лицо, выражавшее мудрость без претензии и доброту без сентиментальности.
