В нашу
эпоху грубого пренебрежения к душе (что
характеризует глубоко материалистический,
статистический образ мышления современного
человека) только что высказанная
мысль может быть воспринята как критика
религиозного опыта и даже как его
осуждение. Ничего подобного мы не
имели в виду. Мы лишь утверждаем, что
рассудок среднего современного
человека обычно ищет убежища либо в
безверии, либо в наивной и примитивной
доверчивости — как будто эти крайности
способны помочь его истощенному разуму
обойти загадки собственной души,
являющейся для него не более, чем
неосязаемым туманом.
Современная
мысль держится на альтернативе: либо
веские, контролируемые факты, либо
иллюзии, созданные «вытесненной»
сексуальностью или стремлением к
компенсации неполноценности. В
дополнение и в противопоставление
этой ложной альтернативе я предлагаю
признать за душой собственную, присущую
ей реальность, и собственное измерение.
Ведь несмотря на прогресс химии мы все
еще очень далеки от биохимического
объяснения явлений сознания; более
того, законы химии не охватывают даже
селективных процессов, лежащих в основе
усвоения пищи, не говоря уже о процессах
саморегуляции и самосохранения
организмов. Независимо от того, какова
именно конституция и реальность
души, она совпадает с реальностью жизни
и даже выказывает определенную связь
с законами,
1) Нельзя
доказать также, что они «только»
психические (прим. автора).
которым
подчинены формы неорганического мира.
Кроме того, душа отмечена свойством,
которое обычно воспринимается как
ложное, а именно — свойством релятивизации
пространства и времени, в суть которого
пытается проникнуть парапсихология.
После
открытия эмпирического бессознательного1
психическая субстанция, вместе со
всем происходящим в ней, получила права
гражданства среди природных данностей.
Ее больше не считают плодом произвольных
мнений, а ее проявления — капризами
беспочвенного сознания. Благодаря
открытию бессознательного мы теперь
знаем, что неустойчивое, калейдоскопически
подвижное сознание покоится на
«статичном»2 и, во всяком случае,
в высшей степени консервативном
фундаменте инстинкта и его специфических
образных форм — архетипов. Мир психических
глубин проявляет себя как партнер или
противник сознания, которое ввиду
своей мобильности, гибкости, способности
воспринимать новое содержание (то есть
способности к обучению) часто подвергается
опасности утратить свои корни3.
Эта опасность испокон веков заставляла
людей совершать обряды, гарантирующие
«сотрудничество» со стороны
бессознательного. Люди первобытного
мира стараются предотвратить
неприятности, которыми чревато
недостаточное внимание к богам,
духам, судьбе, магическим свойствам
места и времени; они принимают как
должное тот факт, что воля человека есть
не более, чем частичка глобальной
ситуации. Образ действий первобытного,
природного человека характеризуется
цельностью, от которой цивилизованный
человек стремится избавиться как от
