Ординарный
человек испытывает большое облегчение,
когда нечто, кажущееся сложным, необычным,
непонятным, способным создавать
дополнительные жизненные трудности и
проблемы, удается свести к чему-то
банальному, обычному, понятному;
облегчение оказывается вдвойне приятным,
если обнаружившееся решение представляется
на удивление, до смешного простым. Всегда
есть возможность в качестве наиболее
естественного и ясного объяснения
привлечь сексуальность или волю к
власти — категории универсальные,
присутствующие всегда и везде. Редукция,
сведение всего многообразия явлений к
этим двум фундаментальным доминирующим
инстинктам доставляет рационалистически
и материалистически настроенному
разуму удовлетворение, которого нельзя
недооценивать (впрочем, обычно оно
и не скрывается): ведь при этом сложные,
полные интеллектуальных и нравственных
опасностей проблемы решаются с виду
просто и окончательно. Кроме того,
возникает приятное чувство полезности
проведенной работы, благодаря которой
личность получает ясное представление
о навязанных ей моральных и социальных
ограничениях и, почувствовав их
ненужность, освобождается от них.
Любой, сумевший по-новому, на рациональной
основе, объяснить непонятные явления
жизни, может вслед за рационалистами
XVIII в. рассчитывать на
лавры благодетеля человечества.
Но при
более внимательном взгляде на вещи все
выглядит
иначе. Избавляя человека от, казалось
бы, трудного и безвыходного
положения, сексуальность ставит его
перед худшей дилеммой: рассудочное
вытеснение, подавление инстинкта или
цинизм, опустошающий душу. Аналогично
обстоит
дело и с инстинктом власти, который
вначале ведет к идеализму
социалистического толка, а затем очень
скоро
скатывается к коммунизму, превращающему
полмира в государственную тюрьму.
Так или иначе, в результате неумолимого
давления со стороны сексуальности или
инстинкта
власти, главная цель личности, стремящейся
к достижению
своей целостности (то есть, иначе говоря,
к освобождению),
обращается в собственную противоположность.
Образуется порочный круг: важная
жизненная задача остается невыполненной,
а предназначенная для нее энергия
уходит на то, чтобы подпитывать притязания
двух других инстинктов, которые всегда,
во все времена почти патологическим
образом сдерживали высшее развитие
человека.
Стремление индивида к целостности,
приводящее к результатам, противоположным
изначальной задаче, играет
большую роль в возникновении характерных
для нашего времени неврозов; можно
сказать, что именно подобная
инверсия в первую очередь ответственна
за разрыв, который
наблюдается между человеком и миром.
Чаще всего
человек не хочет видеть, не желает
воспринимать
