Головач и уходит.
Только перевал прошли, одна баба, три полоски, рожать вздумала.
Моя - к ней. Я даже не удивляюсь. За повитухами иду. Пока привел, все
кончилось. Обе довольные, обе тараторят - и, вроде, друг друга понимают.
Я ни одну не понимаю - каждая на своем языке говорит. Моя по пояс голая,
малыша в свою одежку кутает. Хорошие у моей сиськи. Не то, что у баб
степняков.
Повитухи меня, конечно, сразу прогоняют. Вечером узнаю, что зауважали
мою сильно. Все правильно сделала, хотя сама не рожала. Откуда знают, что
не рожала? Я с ней живу, я не знаю, они знают.
Слышу часть разговора между Мудром и Мудренышем. О Ксапе говорят.
- ... Так, значит, плохо сделала? - напирает Мудреныш.
- А ты ей объяснял? По ее понятиям, по ее образу жизни - хорошо.
- Значит, хорошо?
- Но ты-то лучше девки знаешь, к чему это приведет, - смеется Мудр.
Пристаю к Мудру. Что на этот раз Ксапа учудила?
- Я старый. Мне интереса нет такие вещи объяснять, - смеется
Мудр. - Ты у молодого спроси.
Пристаю к Мудренышу. Тот кривится, словно горьких ягод в рот набрал.
- Расскажи, - вступается за меня Мудр. - Клык - парнишка толковый.
- Когда мы от голода бегаем? - спрашивает Мудреныш. И сам отвечает:
- плохой, голодной зимой. Общество идет, старые да слабые отстают и
замерзают. Возвращаться смысла нет, кто отстал - тот замерз. Охотникам
легче, меньше ртов кормить. Первый раз летом от голода бежим.
- Так летом никто не замерз. Ксапа правильно делает.
- Ты же слышал, о чем мы с отцом говорили, - устало произносит
Мудреныш. - Долина маленькая. Через два года голодать будем. Лишние рты
не нужны. Ксапа этого не знает, как лучше старается.
Я оглядываюсь на Ксапу. Слова учит. Пристает ко всем, пальцем тычет
и спрашивает: "Как это назвать?" Или: "Можно подержать?" Ребятишки за ней
хвостом бегают. Бабы побаиваются - сильная, драться умеет. Хмырь к ней
пристал, два раза его об землю бросила, коленом на грудь встала, кулак
занесла. Но бить не стала, отходчивая. Поднялась, ему подняться помогла,
еще раз кулак под нос сунула и по-своему обругала. На баб прикрикнула,
которые над Хмырем посмеяться хотели. Теперь бабы ее побаиваются. Но
уважают. За то, что злобствовать не стала. И другим не дала.
Плохо у нее со словами. Я больше слов из ее языка запомнил, чем
она из нашего. Но старается. Некоторых девок степнячек заставлять надо.
Подходим к пещере. Все как всегда - одним нравится, другим - нет,
