Угадал. Пусть ваниль и синтетическая, но охотник довольно причмокивает, жмурится, чуть ли не мурлычет, облизывая белую пластиковую ложечку, кажущуюся до нереальности хрупкой в его грубых смуглых пальцах с выступающими костяшками и широкими, под корень обрезанными ногтями.
Ди не хочется думать о том, сколько художников оставило свою кровь на этих руках. И не хочется думать о том, почему его вообще волнует что-то подобное.
Они больше не возвращались к этому разговору, и потом было еще много субботних встреч, только ближе к вечеру, после работы, и иногда - несубботних, и негромкого смеха, и ни к чему не обязывающей болтовни, и поездок на Стерховом мотоцикле… Пока не наступила зима и не зарядили холодные, темные дожди.
**5**
Ди все-таки решил отработать нынешний учебный год и исправно, как примерный ученик, каждое утро отправлялся в школу. Плевать, что уроки у него не с утра и вовсе не каждый день. Он зависал в учительской или, если там становилось людно, в бывшей столярной мастерской - или не столярной, это Ди называл ее так, потому что в заброшенном кабинете труда до сих пор пахло древесиной и каким-то особенным клеем, которым ее склеивали.
Труду - как встарь - не учили: кому эти нужны уроки, когда за пределами школы постоянно идет строительство? Или тушение ЗАДовских зажигалок на уцелевших крышах. Или раскапывание свежих завалов. Зарывание новых воронок. Собирание гуманитарной помощи. Да мало ли где могут пригодиться крепкие детские руки!
Он и сам не раз выводил школьников - почему-то обычно младших - на крыши и учил пользоваться длинными железными щипцами. В воде зажигалки не тухли, поэтому с собой притаскивались мешки с песком. А ведра там стояли уже давно, и некоторые успели проржаветь насквозь. Во время вечерних бомбежек Ди, готовый в любой момент прийти на помощь, наблюдал, как оставленные на продленку дети азартно цапают шипящие и плюющиеся огненными искрами бомбы, с топотом волокут к расставленным повсюду ведрам и погружают в мокнущий под зимним дождем песок.
Потом приезжали военные грузовики, зажигалки выколупывались из ведер, осторожно укладывались в затянутые старинным брезентом кузовы, а песок - в надежде на просушку - ссыпался под навесы и разравнивался граблями.
Иногда вместо грузовиков появлялись древние фургоны с полустертыми надписями “Вперед, ПЕРЕД!”, что говорило об их принадлежности к давно запрещенной “Первой Евраравийской Рабочей Единой Демократии”. Партию эту когда-то создали в противовес ЗАД, и она много лет билась за власть в Крайме, официально принадлежащем еще Большой земле.
