Затерянный среди пустынь вселенной, один на маленьком куске земли, несущемся с неумолимой быстротою куда-то вглубь безмерного пространства, терзаемый мучительным вопросом – «зачем он существует?» – он мужественно движется вперёд! и – выше! – по пути к победам над всеми тайнами земли и неба».
Горький спешил поделиться мыслью, которая давно его волновала. Он неожиданно обнаружил, что над огромными многомиллионными массами людей возвышаются отдельные личности. Не такие, как все. Они идут в неизведанное и ведут за собою других. И сама жизнь, как вдруг оказалось, устроена так, что всё прогрессивное в ней осуществляет Человек с большой буквы, способный свершить невозможное, немыслимое – то, что называется подвигом. Горький описал, как трудно этому Человеку, идущему вперёд:
«Идёт! В груди его ревут инстинкты; противно ноет голос самолюбья, как наглый нищий, требуя подачки; привязанностей цепкие волокна опутывают сердце, точно плющ, питаются его горячей кровью и громко требуют уступок силе их… Все чувства овладеть желают им; всё жаждет власти над его душою. А тучи разных мелочей житейских подобны грязи на его дороге и гнусным жабам на его пути…
И только… пламя Мысли освещает пред ним препятствия его пути, загадки жизни, сумрак тайн природы и тёмный хаос в сердце у него…
Так шествует мятежный Человек сквозь жуткий мрак загадок бытия – вперёд! и – выше! всё – вперёд! и – выше!»
Горький уверял своих читателей, что описанный им Человек (с большой буквы!) в любой момент готов пожертвовать собственной жизнью, если это потребуется людям, человечеству. В письме руководителю издательства «Знание» Константину Петровичу Пятницкому об этом стихотворении Горький говорил:
«Продолжать я буду – о мещанине, который идёт в отдалении – за Человеком и воздвигает сзади его всякую мерзость, которой потом присваивает имя всяческих законов и т. д.».
Горький даже продемонстрировал набросок этого продолжения:
«… действительный хозяин всей земли, благоразумный и почтенный Мещанин».
Однако Антон Павлович Чехов отнёсся к поэме Горького с улыбкой, написав, что прочёл «Человека»…
«… напомнившего мне проповедь молодого попа, безбородого, говорящего басом на "о"'…».
Лев Николаевич Толстой тоже почувствовал нечто подобное и написал в газете «Русь»:
«Упадок это, самый настоящий упадок; начал учительствовать, и это смешно…
Человек не может и не смеет переделывать того, что создает жизнь; это бессмысленно – пытаться исправлять природу…».
