— Что? Разве я что-нибудь не так сказала?
— Нехорошее слово вы сказали, Хадича-апа! — промолвила Сания, незаметно для себя переходя с ней на «вы». — Очень нехорошее слово. Ваше ли это слово? Нет, наверно. Так не может говорить мать, проводившая на священную войну своего сына!
— Ай, алла-а-а! Да что же я такого сказала? Ведь я…
Сания уже не слушала ее:
— Что плохого, Хадича-апа, если наше правительство попросит помощи у народа? У кого же еще оно будет просить? Да еще в такое трудное время… Мы сами должны предложить ему нашу помощь, не ожидая просьб. И почему же не попросить? Имеет право просить. У нас правительство не буржуев, а народное…
Все более горячась, Сания задела и Фанию.
— И тебе должно быть стыдно, Фания! Ты ведь училась в советской школе и должна понимать, что такое Советская власть! Плохо, что ты живешь, не признавая никого, кроме своей свекрови, своей коровы, своих кур.
Поначалу Сания старалась взвешивать свои слова, чтобы не задеть Хадичу, а теперь ей было трудно сдерживать себя. С каждым словом она сильнее ощущала свою правоту, от этого говорила смелее и тверже.
Хадича больше не оправдывалась. Она только во все глаза смотрела на гостью. И Сания, выговорившись, вдруг смягчилась. Уже спокойно она сказала о том, зачем пришла сюда. Только со следами упрека в голосе добавила:
— Об этом с вами и говорить неловко. Если вы заранее мне говорите, чтобы Совет не попросил у вас помощи…
И Хадича поняла, что еще может оправдаться. Она вздохнула и сразу стала добросердечной.
— Не говори так, Сания родная! Если что я сказала по темноте нашей не так, не думай, что мы враги какие, Коли нужно, возьмите и вселите к нам, места хватит. Если время такое… Ну-ка, невестка, — сказала она уж совсем приветливо, — вскипяти-ка быстренько самовар. За чаем все и обдумаем.
— Сейчас, мама! — Фания начала укладывать в люльку заснувшего ребенка.
Но Сания отказалась от чая и, попрощавшись, сказала:
— Решайте без меня, сколько человек можете принять, а завтра сообщите городскому Совету. Я думаю, одну комнату вы можете освободить.
Сания вспомнила, что ей тоже нужно кормить дочь, — набухшие груди напоминали об этом.
Торопясь домой по уже совсем потемневшей улице, Сания довольно улыбалась: дело сдвинулось с места!
