Сразу он не понравился нам. Прилипчивый и все руками размахивает. Придет к тебе на работу и прицепится: это почему? это как? что к чему? Ответишь ему, а он руку кверху и опять:
— Нет, вы мне толком объясните...
Все стоит или лежит перед ним, а ему на словах подавай толк. В горячку даже злость брала, — так и пугнул бы его в дальние края. Ребята злились:
— Чего пристает? Тоже нашли мастака!
Кончила комиссия осмотр завода, и начались у нее заседания. Наша ячейка, инженер, завком, — все твердим одно: пускать завод! Все радуются, а меня страшок берет.
— А что, — говорю, — если комиссия пустит завод в застой? Иди потом, хлопочи опять...
Пошептались мы и предлагаем управляющему:
— Надо, мол, комиссии говорить о заводе при всех, а не тайно. Зачем в кабинетах мух морить?
Управляющий соглашается и, будто перед дракой, руки потирает.
— Ладно, — говорит.
Собрали нас — и ну глушить докладами. А доклад что? В нем, если умеючи докладывать, и чорт — коряга, и подошва — пряник. Все под гребенку подстрижено, а два или полтора — сразу не всегда поймешь. Так и тут. Самую суть разными словами притрусили, цифрой укатали, — и свету не видно. Вникнешь — все вроде сказано так, как надо, а тебя лихорадит что-то.
Пошептались мы опять и давай ворчать: похоже, мол, разговору у комиссии верст на сто хватит, и весь он из мудреных докладов. Мы, мол, по своей воле на пользу народу мозоли набивали, а наши труды, гляди, в сундук на дно затолкают...
Управляющий слова наши на ус наматывает, усмехается, а нас досада берет. «Какого шута, — думаем, — он веселится?» Прямо злились, а раз злишься, в разговор не лезь, — путного не скажешь. И молчать нельзя. Черкнут в самом деле пером по заводу — нельзя, мол, пускать его — и стоп. Во-всю затревожились мы. Нам слово, а мы в ответ десять: мы, мол, начистоту хотим, нечего глаза заграничными словами замазывать нам.
Видит управляющий, что горим мы, взял слово да как гаркнет:
— Не робей, товарищи! Будем работать! — и пошел громыхать.
Голос у него оказался совсем не по росту, — прямо труба. Тут мы по-настоящему разглядели его. Говорит, рукой размахивает, будто пальцами ловит слова, а слова короткие, занозистые.
«Ну, — думаем, — этот в отпуск не поедет, как прежний». Дослушали его и хлопаем, сияем. На другой же день появились объявления о пуске завода, и начали подваливать к нам ребята. Со всех концов шли. В картузах, в шлемах, в австрийках, в котах, в лаптях, на деревяжках. Шум, гвалт...
