— Верно, — говорит, — я расписался, не отрицаю, но бумаги хранятся там, — и кивает на комнату рядом.
— Пойдемте, — говорим, — туда вместе с нами.
Пошли мы с ним и опять прилипли к барьерчику, к товарищу Соловейчик. И просили ее, и разными резонами урезонивали, — нету, твердит.
Стали мы управу искать на нее. Все удивляются, сочувствуют, а толку никакого. Озверел я и думаю: «Ну, погоди». Улучил минуту, остановил Соловейчик в коридоре, забил ей в уши с десяток слов насчет дисциплины, а напоследок как цыкну на нее: если ты, мол, дорогой товарищ, через два часа эту канитель не прекратишь, сегодня же Ленину напишем... Закричала она, а я ближе к ней: кричи, — говорю, — не кричи, а будет так, как я сказал. А пока всего хорошего.
Приходим через два часа. Я откашлялся и вежливо так, будто вальс пришел танцовать, спрашиваю:
— Ну, как, товарищ Соловейчик, нашли?
Встала она, взяла со стола бумаги и к нам.
— Да, вот... Они попали не в ту папку, где им следовало быть. Вы уж извините за оплошность, это иногда бывает...
— Видим, — говорим, — что бывает, эта ваша бывальщина немало крови испортила нам, будь она трижды неладна, век будем помнить ее...
В центре решили послать к нам на завод комиссию. Мы с Крохмалем ворчим, но торопимся. Приезжаем, бурьян на заводском дворе вырван, цехи подметены, станки вытерты, старье собрано. Повеселел я, иду к инженеру.
— Ну, как идут наши дела? — спрашиваю.
Он вскинул одно плечо к небу, другое опустил к земле и говорит:
— Неважно, знаете, дела идут. Необходим полный ремонт домны, а толковых работников мало. Я вот обдумаю все, тогда видно будет...
Поглядел я на него, послушал, — кислый он.
— Что ж, думайте, — говорю и усмехаюсь.
Усмешки моей он не заметил, а вздорить с ним мне не хотелось. Стали мы всей комиссией в дела вникать и всех поторапливать. Хотелось нам, чтобы комиссия из центра застала завод пригретым, чистым…
Дело тяжелое! Главное — у людей не было веры в нашу затею. Пока доказываешь им, — верят, а отошел, — ворчат:
— Зря стараемся, не пустят завода, да и комиссии никакой не будет...
Все понимали, что без плавки чугуна завод будет итти гусиным шагом. Я чуть не каждый час бегал к домнам. Так и этак прикидывал, глядел, слушал. Ребята чистят, шевелятся, а того, что бывает при настоящей работе, не получается. Ну, вроде конь без повода идет.
Потомился я немного, иду опять к инженеру.
— Ну, как, обдумали?
Он еще ленивее двигает плечами, а языком шевелит так, будто он в замазке увяз у него, а главное — спокоен, как гора Арарат. Все наши заботы словами убаюкать хочет.
