новые, и мир новый, в колюром действуют разнообразные “законы”, от уголовного кодекса до неписанноговоровского, и отсутствует лишь отмер христианской морали. Обнадеживало лишь одно: пустота. Невыносимая пустота нового мира, от которой изнывают души человеческие.
Не прошло еще и сорока лет со времени, когда на этой земле жизнь строилась на основе христианской культуры и наполнялась смыслом нравственного подвижничества народа, и вот сейчас новые поколения не знают ничего о духовной родине своих предков. Глаз ловил остатки былой красоты, добродушие в лицах, старинную благорасположенность к встречному, но это — островки прошлого (в стариках, в чудаках, в детях), тонущего в океане хамства и нравственного одичания,
Как знать, быть может, внезапно сказанное слово, непонятный чудаковатый разговор и самый вид допотопного дядечки пробудит, затронет хоть чье-то молодое сердце. Пусть это будет только единственное сердце, но, по таинственным законам духа, и оно может зародить цепь исторических преобразований, которые приведут народ в храм веры.
И дядя Коля писал, запечатлевая основы и внутренние пружины православной культуры России. Впрочем, он был не дядя Коля, и даже не Николай Никанорович (Николаевич — дань конспирации) Беляев, каковым он значился в том далеком ушедшем мире, а епископ Варнава, полутайно, полуявноживший в СССР. Выпускник Московской духовной академии, чью дипломную работу похвально отметил в 1915 году о. Павел Флоренский. Преподаватель Нижегородской семинарии, он в 1920 году принимает епископский сан, а уже через два года остригает волосы и представляется всему городу сумасшедшим ради того, чтоб оставить высокое положение и епископскую кафедру.
Наступали десятилетия беспросветного террора, и, по благословению старцев: духовного отца своего, затворника Зосимовской пустыни иеросхимонаха Алексия (Соловьева) и др. — он таким необычным образом, через имитацию психической болезни, а говоряязыком религиозным, черезподвиг юродства, удалился в затвор, пустыню мира, в его уголки, чтоб созерцать происходящее, осмысливали” его и писать Энциклопедию Православного Миросозерцания (получившую позже название “Основы искусства святости”).
В 1933 году он был арестован, осужден по 58 статье за контрреволюционную организацию (маленький монастырек из его духовных детей) и направлен в концлагерь на Алтае, откуда его, как больного, сплавила в психушку, из которой он и освободился на поруки своей духовной дочери В. В. Ловзанской в 1936 году. Изменив отчество, он до 1948 года жил в Сибири, пока, получив откровение о грядущих общественных переменах и о будущей возможности опубликовать свои труды, не переехал в Киев. Здесь, в начале 50-х годов, он работает над сборником статей под названием “Изумруд”, посвященных раскрытию таинственной красоты евангельского учения. Красоты — спасающей человеческую душу и самый мир. (Само наименование ставит произведение в цепь древнерусской книжной традиции — “Измарагд”, “Златоуст”, “Маргарит”, — осмысляющей человека и творение в свете любви Божией.)
