Дар ученичества | страница 3



Два текста, помещаемые в настоящей книге, взяты из архива епископа Варнавы и выверены по оригинальным рукописям. Работа профессора В. И. Экземплярского воспроизводится по рукописному списку, сделанному О. В. Михеевой (1903 — 1987), ученицей Василия Ильича. И в дальнейшем все публикуемые материалы будут также по возможности сверены с оригиналами рукописей или же с выверенными их копиями.

При редактировании рукописей мы стремились максимально сохранить голос публикуемого автора и особенности его стиля. Из сочинений убраны лишь неясности, грамматические и стилистические огрехи. Когда сокращения носят принципиальный характер, это оговорено в сносках. Все уточнения, вводимые нами в текст, выделяются угловыми скобками.

Стоит упомянуть о способе цитирования еп. Варнавой Священного Писания, сохраненном нами: он часто в одной цитате сочетает два языковых пласта — славянский и русский. При редактировании было решено выделять славянский текст курсивом (что порой делал и сам автор).

В примечаниях,составленных еп.Варнавой, оставлены без расшифровки авторские анограммы, обозначающие конкретные его произведения (например, Аω). Частичная расшифровка дана в биографической справке о нем; со временем будет приведен полный список его рукописных трудов, включающий перечень его псевдонимов и авторских сокращений.

О некоторых собирателях и хранителях духовного наследия России в наше время мы предполагаем поместить заметки в последующих книгах серии.

МЫСЛИ ОДНОГО СТАРИКА

На одной из улочек Демиевки, старинного предместья Киева, в покосившейся белой хатке на лавке у косого окошка лежал грузный старик и записывал на обрывках желтой бумаги нить своих рассуждений. За окном — двор с кудахтающими курами, фруктовый сад, из-за расцветающих ветвей которого виднеется крест далекой Лаврской колокольни. За окном — начало 50-х годов XX столетия, расцвет сталинского классицизма, беспросветный мрак, окутавший разоренную Россию.

Николай Николаевич — так нынче звали лежавшего — писал очередную книгу.

Иногда он, известный соседям как “дядя Коля” (конечно, из “бывших”), доживающий свои дни на попечении добрейшей Верочки Васильевны, выходил на улицу и направлялся в город. Бродил по Подолу, по Житнему базару, стоял у книжных киосков, наблюдая за проходящей молодежью, ловя обрывки разговоров. Возвращаясь, записывал услышанное, увиденное, подводя под картинками из подсмотренной современной жизни итоговую черту грустных обобщений: совсем другие люди,