святым.
По возвращении он говорил народу речь с веранды. Он представил меня людям как брата, приехавшего издалека, испытанного, и просил тех, кто ждал с вечера, принять меня в свои ряды.
Думая о том, как он постится, я тоже не ел. Уходя, я едва смог оторваться от его глаз, проницательных и в то же время кротких.
Вечером, в Агапии, я рассказал матери Евстохии об его советах. Я не подозревал тогда, что моя поездка в Сихастрию в те дни, когда хаос в стране нарастал, войдет в литературу.
Когда я вернулся в Бухарест, Патриарх мне сообщил, что я приглашен на короткое заседание с некими «товарищами» в Центральный Комитет:
— Делай абсолютно что хочешь, не забывай, что ты свободен!
— И что мне им сказать?
— Дело твое!
Я пошел пешком, чувствуя сильное беспокойство в животе. Лифт, к которому меня подвел какой-то военный, сильно задергавшись, тронулся, и это было небезопасно, как мне показалось. Мой сопровождающий успокоил меня:
— Он так сопротивляется нам, он ведь был сделан еще до нашего времени.
Мы поднялись еще по лестнице и вошли в какой-то зал; меня там ожидали три персоны: начальник, державшийся как все начальники в Румынии, секретарь с карандашом в руке и третий, которого я определил как слушателя, судя по его гигантским ушам. Начальник сказал несколько слов для начала, но быстро осекся, поскольку забыл сменить тон обычного политрука. Продолжал он уже голосом вкрадчивым, мелодичным…
— Господин профессор, мы знаем, что вы ни на минуту не растерялись, когда узнали, что стало возможным вторжение одного из государств, соседствующих с нами.
— Вы следили за мной?
Слушатель заулыбался так, будто он раскусил лимон.
— Разумеется, вы догадались, что это было только в целях вашей охраны. Вы утверждали перед всеми вашими знакомыми, что русские не придут, и даже публично говорили на вокзале в Фэлтиченах и саду Копоу в Яссах, настойчиво повторяя вашу убежденность в том, что не случится ничего. Вы не связались с вашим посольством, как это сделали все германские туристы. Вы не были в американском посольстве и ни в каком другом по ту сторону того, что вы называете «железным занавесом». Вы что-нибудь знаете? Что? Что вам известно?
В этот миг меня осенила идея:
— Конечно, знаю.
Слушатель мрачно каркнул:
— Откуда?
Председатель зазвонил в колокольчик; появился официант:
— Желаете кофе?
— Кофе, — велел он. Затем продолжил своими медоточивыми устами: — Это так, вы знаете что-то?
Попытался и я заговорить тоном председателя, но неудачно. Я так полагаю, потому что дознаватели не поняли моего юмора.
