— Я скажу, что надо перевести его в послушники, — предложил авва Клеопа, — снимем с него монашеские одежды, и пусть он начинает все сначала. И мы на него еще посмотрим. Пусть трудится на кухне, а после окончания трапезы пусть выходит к дверям и просит у всех прощения, говоря: «Простите меня, ослушника». Если он согласен, пусть остается!
— Я согласен, — быстро ответил отец Каллиопий. — Благословите и простите меня, ослушника!
Три месяца совершал он это покаяние, после чего ему вернули одежды и чин и перевели на послушание в церковь.
Позднее я узнал из уст отца Клеопы, настоятеля, что отец Каллиопий уединился в пустыне по его благословению:
— Знаешь, отче, когда я тогда поклонился ему, на суде, я же действительно поклонился его терпению и смирению. Я ведь один только знал, что этот бедный человек вовсе не был ослушником, но других я оставил при мысли, что смеюсь над ним. Если бы я сказал, что у него было мое благословение, то все труды его пропали бы даром. Он мог возгордиться, другие начали бы считать его святым, и повредилось бы все его душевное устроение. Иногда добродетели приводят к худшему злу, чем грехи! А то, что он претерпел еще и месяцы незаслуженного наказания в монастыре, помогло ему смотреть глубже на вещи и не считать, что если все было сделано им втайне, ведомо только для нас двоих, то он уже невесть какой святой.
Митрополит Антоний Плэмэдялэ
Что мне делать?[70]
В 1950-е годы я, будучи преподавателем монашеского училища при монастыре Слатина, что на севере Молдовы, как-то задал своим сорока с лишним ученикам, иеромонахам, монахам и братиям, вопрос, на который просил не отвечать сразу, но хорошо подумать и сформулировать ответ к следующему уроку, стараясь, насколько возможно, не советоваться друг с другом. Вопрос был очень простой, но предполагал личный выбор. Вот он: «Если бы воскрес мертвый и сказал вам: “Я воскрес только для того, чтобы самым точным образом ответить вам на один-единственный вопрос, ибо я пришел оттуда, где все в точности известно”, — какой вопрос вы бы задали ему?»
Я посоветовал им не терять такой возможности и не задавать других вопросов, а только такой, на который только такой человек, вернувшийся оттуда, мог бы дать компетентный ответ.
Ни один из учеников не стал ждать до следующего урока. Те, кто думал, что ответ простой, сформулировали вопрос тут же, а другие сразу задумались, решив, что нужно еще поразмыслить. Третьи оживились, стали советоваться друг с другом и, выйдя из школы, пошли к старцам порасспросить их, чтобы найти серьезный ответ. Таким образом, все монахи монастыря, а их было до сотни человек, невольно оказались заняты этим вопросом.
