Он ходил с Патериком в руках и вздыхал. Показывал его и говорил:
— Знаете, что написано в этой книге? Сказано о древних монахах. Еще написано о покое, о безмолвии, о молитве. Я не видел никогда ничего подобного!
Затем добавлял как бы сам себе:
— Мне нужно уйти в пустыню!
Сказал он это слово, но никто не обратил внимания. И вот однажды утром в самый разгар лета, когда сады и поля взывают к людям о помощи, эконом больше не явился, чтобы разделить общие дневные послушания. Пошли за ним в келию. Никого. На столе записка: «Я ушел». Подождали его день-другой, и тут все поняли, что с отцом Каллиопием что-то случилось. «Видно, вернулся в Хумулешты! Наверно, ушел в Сихастрию! Да он ушел в Рарэу, в места более уединенные, чтобы избавиться от экономства!» Спросили и настоятеля.
— Не знаю ничего, — сказал отец Клеопа, — он ушел не по послушанию, без благословения.
Послали людей в названные места искать его, но они вернулись ни с чем. Назначили экономом отца Кирилла, а за отца Каллиопия стали молиться, да сохранит его Бог от опасностей, где бы он ни был. Так велел настоятель.
Прошел месяц, другой, и на третий, уже к осени, когда никто его уже не ждал, он явился. Худой, загоревший, с впалыми глазами и пустой котомкой.
— Я был в пустыне, — сказал он. — Закончились сухари, и я вернулся.
— И теперь чего ты хочешь, чтобы мы дали тебе сухарей и ты вернулся, или поместить тебя в иконостас, чтобы мы, грешники, кланялись твоей святости? — спросил его отец Клеопа перед лицом старцев, созванных, чтобы судить его, как положено по правилам, за непослушание.
Сказав это, отец Клеопа осенил себя крестом и стал на колени, как бы прося у него благословения. Остальные хотели было сделать то же, пряча в расплывшихся бородах улыбку.
— Оставьте, преподобные, я грешник, — сказал отец Каллиопий голосом поникшим, ослабевшим от поста и осипшим от холодов.
Все лето он провел под открытым небом на круче Коро́й, что над пещерой святой Феодоры, в Нямецких горах. Молился, углублялся в себя. Но без послушания, а без него все обращается в грех.
— Что скажете, отцы? — спросил отец Клеопа.
— Что сказать, — заторопился авва Кирилл, — я скажу, чтобы он вернулся к экономству. Вот так! Худшего и большего наказания, чем это, нет.
— Твоя святость хочет избавиться от послушания. Не надо. Ведь из-за него-то человек и убежал на безмолвие. Мы твою святость поставим на это место снова, если опять начнешь браться за свое!
— Отошлем его назад, — сказал другой старец, более суровый. — Если ему не понравилось тут, зачем ему сюда возвращаться?
