И этот путь теперь один – и для мирян, и для монастырских.
Путь лежит через глубокое познание своих немощей, и этот путь не укладывается в
расчеты и предусмотренные планы. Каждый день нужно быть готовым потерять все, о
чем думал, будто имеешь, и начать собирать сначала, чтобы наконец остаться ни с
чем, нищим! Но в этой только нищете и можно ожидать богатства. Странный путь!
Раньше этой нищете учили монаха сами стены обителей, весь их строй жизни, отцы
и наставники. Сегодня часто и «наставники», и братия обители учат иному: давать
цену и искать чего-то в себе самом и рядом с собой, учат обогащаться и
«стяжевать» в области далеко не нетленной. Сами стены обителей, их украшение,
даже чины и распорядки тоже становятся нередко именно накопительством и
обогащением – и опять не в том мире, что «не от мира сего». Вот и приходят
скорби и печали, падения и потери, чтобы мы вправду любили нищету, в самих себе
ни на что не полагались и не надеялись.
Мы скорбим, что нет теперь той древней строгости и чинности
в стенах монастырских. Но законно ли, своевременно ли искать и требовать от
себя внешней строгой правильности? Способна ли душа понести безвредно эту
внешнюю правильность? Ведь должно быть определенное равновесие между внешним
подвигом и внутренним, иначе человек становится фарисеем. А теперь как-то
особенно заметна у всех склонность именно к такому вот фарисейству. В общем,
требовать многого и от себя, и от братий неполезно: это лишь безуспешная потеря
сил и окончательное разрушение душевного мира, к тому же и порядочная
«нервотрепка». Из нас никто уже почти не способен отдаться целиком внутренней,
духовной работе, и едва находится такой, кто хоть десятую часть своей жизнедеятельности
чисто и без остатка посвящает Богу. И никакими нажимами и требованиями
невозможно принудить человека отдавать больше, отречься от мира категоричнее, в
большей мере презреть все свое и возненавидеть себя, если это не произойдет
добровольно, когда душа сама каким-то непостижимым путем придет к высшему
самоотречению: насилие лишь вызовет бунт, крайний протест и, может быть,
человек вовсе побежит вспять.
Святой Игнатий Брянчанинов советует иметь определенную
снисходительность к своей душе: «Не дОлжно с души своей, с своего сердца
требовать больше, нежели сколько они могут дать. Если потребуете сверх сил, то
они обанкротятся, а оброк умеренный могут давать до кончины Вашей»[70]. Сам
Господь ищет нашей добровольной и свободной любви к Нему и в утверждение ее
ждет от нас некоей жертвы самоотречения, но никогда не принуждает и не неволит
никого. Тем более кого можем неволить мы? Здесь можно предложить братиям (да и
себе самому) лишь определенные условия, удобства, направления и все
благоприятствующее пробуждению души, ненавязчиво усовещивать свою душу и души
братий, кротко и участливо уговаривая их отвратиться от безумия, обращения же
их ждать терпеливее. В общем, методы похожи на те, которые применяют, когда
ухаживают за больными детьми и терпеливо сносят тогда все их капризы и
слабости.
