Каждый христианин сегодня, каждый монах – как бы среди
пламени, как отроки вавилонские в пещи: одно чудо Божие хранит ищущих спасения
и разве что ангельским ограждением верующий охраняется от испепеления в этом
седмижды разожженном пламени. Тут уже, скорее, у каждого идет своя одиночная
борьба, единоборство с врагами – вне и внутри. Уже почти нигде не идут в бой
рядами, крепко стоя плечом к плечу и протянув вперед копья и мечи. Но каждый
«кувыркается» в одиночном поединке с окружающим его соблазном, пытаясь
вырваться из цепких, удушающих объятий. Почти уже каждый верующий пробирается –
кто как горазд – через колючие заросли, без дороги, часто и без тропы, наугад,
часто «на свой страх и риск», через овраги, по краю пропастей. Наставники? Но и
наставники по большей части так же в жестоком поединке, со всех сторон оплетены
жестокими соблазнами, вползающими в душу коварными змиями, едва-едва отбиваются
от непрестанного нашествия зла. Наставники уже по большей части только
указывают общее направление пути и слабыми, изможденными голосами пытаются поддержать
дух бодрости, призвать к продолжению схватки, хотя бы предостеречь от основных
видов опасностей. Далее – опять каждый на себе самом познает все коварства
духовной войны.
Спасаются явно не по писаному и расчерченному по линейке
плану, переходят не по утоптанным тропам, даже не следуя мудрым, рассудочным
расчетам и собственной смекалке, а одним чудом Божиим, одним только жалобным
взыванием и отчаянным воплем к небу,– стало быть, смиренным признанием полного
своего бессилия и ничтожества. И это неспроста, что никакие мудрые наши
распорядки жизни и четко расписанные по табличкам монастырские правила долго не
выдерживают и часто с грохотом рушатся, превращаясь в груды развалин. Правила
необходимы, но и в них наше гордое, самонадеянное сердце порой ищет опору
ложную; и в этих чинах и строгих законах – опять наша самость и упование на
свою праведность. «Исполнили», «вычитали», «по часам все разложили» – и
упокаиваемся, как фарисеи, почивавшие на букве закона. Как будто в этой
правильности и состоит праведность. И так повсюду: вслед за нашей чинностью
следует не живая вера, а усыпление совести. Не хотим мы носить в сердце чувство
своей окаянности, оттого чаще всего и трудимся. Трудимся, чтобы совести своей
плеснуть в лицо этот усыпляющий напиток нашей правильности и чинности.
Святитель Феофан учил: «Надо зажечь беду вокруг»[69]. Что
значит это? То, что плохо с нами все, все плохо, погибаем, горим,– спаси,
Господи! Помоги! Гибну! Ничего не могу, все мое собственное – ложь, обман,
прелесть! Ты, только Ты можешь спасти меня! Нет во мне ничего доброго, ни
малейшего добра, ни капельки-капелюшечки добра нет во мне…
