Монаху, желающему укрыться от «путей человеческих», миряне
иной раз льстят: Не может укрыться град, стоящий на верху горы.Действительно,
современные наши обители становятся похожими на шумные города по стилю жизни в
них и мало, что не могут, но отнюдь не стремятся укрыться, даже если они стоят
под горой. А ведь Спаситель, говоря о стоящем на верху горы, имеет в
виду стяжавшего особые дары Божественной благодати, возвышенного и обогащенного
сими дарами, что и выражают образы «града» и «горы». Но мы же потому и бежим в
обители, что погибаем в огне мирских соблазнов, что низки, «приземлены» душами,
пресмыкаемся по земле, копошимся в прахе, нищи и убоги. Мы только-только пришли
для того, чтобы очнуться, как пьяный с похмелья, поднять голову и вдохнуть
чистый воздух. Когда же мы успели стать «градом», залезть «на верх горы»?
Итак, каждый человек, приходящий сегодня в монастырь, чтобы
остаться здесь, приходит не один: за ним тянется целый поезд разных мирских
связей, целые нагромождения разного пустого скарба. И весь этот балласт надо
пообрезать, поотсечь, повыбросить. А будет он это делать? А захочет? А научат
его этому? Да если и начнет кто-либо учить (хотя это такая уже редкость!), так
он ведь еще как будет биться за этот свой скарб! И кто захочет вступить с ним в
эту тяжбу? Но один-два таких человека в обители – и монастырь уже не монастырь,
а мир, обычный человеческий хаос, беспорядочный поток слов, дел, вздоров и
раздоров.
Брать – давать…
У епископа Феофана в одном письме говорится:
«У старцев пишется: пока есть охота давать и брать, не жди
покоя. Эта фраза: «давать и брать» – обнимает все, всякого рода сношения с
другими. Не вдруг-то можно достигнуть сего, но начало надо положить сейчас же».
Вот это – «брать-давать», «давать-брать» – как оно разоряет
нашу сегодняшнюю монастырскую жизнь! Все-то мы ждем чего-то, все нам
«необходимо» что-то. То-то нам должны принести, вот это надо передать.
«Передайте, пожалуйста, ему, чтобы он взял то-то и отдал тому-то, а вот пусть
возьмет там то и передаст этому…» – и так бесконечно! Непрестанное вращение
вокруг нас какого-то земного хлама и скарба. А ведь это не безобидная для
монаха хлопотня! Все это, в любом случае, отводит на себя внимание и время, в
какой-то мере захватывает и мысль, и чувство. Сердце уже несвободно. Тянутся от
него пусть тончайшие, но связи, нити за каждой такой безделушкой; волей-неволей
бродит оно туда-сюда за этим круговращающимся хламом (уж и «сокровищем» его не
назовешь). Тянутся за каждой такой безделицей узкие тропки в мир, к людям,
ходит по ним душа, и уже никак не может она забыться в своей келье, собраться в
своем «моношествии» к Богу, тесно ей становится в монашестве. Перережь эти
нити-тропочки, и ты сразу станешь необыкновенно свободен, уединен даже в шумной
и многолюдной обители, сразу обступит тебя некая пустыня, сама придет к тебе,
не придется бежать за ней далеко в горы. Не жди ничего ни от кого, другим не
обещай ничего:
