Отец Доримедонт, желая показать, что именно имеют в виду
святые отцы, говоря о духоносности наставника, цитирует слова святых Каллиста и
Игнатия: «…со всем усердием взыщи и постарайся найти себе руководителя и учителя
непрелестного (непрелестность его да будет в представлении им в подтверждение
того, что говорит, свидетельства из Божественного Писания), духоносного,
сообразную со словами своими и жизнь ведущего, высокого в умозрении, смиренного
в мудровании, во всем добронравного…»[18] и т. д. Из этих слов святых отцов
автор брошюры делает вывод, что «духоносность», «наряду с другими
характеристиками, относится святыми Каллистом и Игнатием к состоянию духовной
зрелости наставника, его способности к духовному руководству». Какое
исчерпывающее разъяснение вопроса! Поскольку, мол, святые отцы духоносность
причисляют к качествам наставника, необходимым для его способности руководить,
стало быть, духоносность и есть та самая способность к духовному руководству,
духовная зрелость наставника! Конечно же, при такой «логике» смысл, который
вкладывал святитель Игнатий в выражение «духовный наставник», покажется отцу
Доримедонту «несколько отличным от вышеприведенных святоотеческих определений».
Но вот немного далее святые Каллист и Игнатий говорят: «…потщися, как указано
пред сим, найти себе учителя незаблудного и совершенного. Совершенных же есть,
по Христоносному Павлу, твердая пища, имущих чувствия обучена долгим учением в
рассуждение добра же и зла (Евр. 5, 14). Ища сим образом, т «о» е «сть»
притрудно и с верою, ты непогрешительно достигнешь предположенной цели. «…» И
он (обретенный учитель) по порядку и чину научит тебя всему подобающему и
боголюбезному»[19]. Как видим, точно в согласии со святым апостолом и святыми
отцами преподобные Каллист и Игнатий опять же указывают на необходимость для
наставника иметь стяжанное долгим учением рассуждение духовное, отличающее
лучшее от худшего.
Из писем святителя вполне уясняется, как он понимал слово
«духовность»: «…под одним и тем же словом ты разумеешь одно, я другое.
Например, под словом: “духовный, духовность” ты разумеешь то, что все ныне
приняли разуметь,- таким разумением удаляешься от смысла, соединенного с этим
словом в Священном Писании и писаниях святых отцов. «…»…Человек может быть в
трех состояниях: в естественном, нижеестественном, или чрезъестественном, и
вышеестественном. Эти состояния иначе называются: душевное, плотское, духовное.
«…» Естественный, душевный, пристрастный - есть живущий для вечности,
упражняющийся в добродетелях, борющийся со страстями, но еще не получивший
свободы, не видящий ясно ни себя, ни ближних, а только гадательствующий, как
слепец, ощупью. Вышестоящий, духовный, бесстрастный есть тот, кого осенил Дух
Святый, кто, будучи исполнен Им, действует, говорит под влиянием Его,
возносится превыше страстей, превыше естества своего. Такие - точно: свет миру
и соль земли [ср.: Мф. 5, 14, 13] - видят себя, видят и ближних, а их увидеть
может только подобный им духовный»[20]. Из иных писем святителя также можем
уяснить, какими он видел духовных старцев, способных наставлять других истинно
духовному деланию. Обращаясь к афонскому монаху Серафиму, святитель Игнатий
просит указать ему опытного старца в обителях Святой Горы, на духовный разум
которого тот мог бы положиться. При этом он поясняет: «Слово “духовный”
употреблено мною здесь не слегка, как оно употребляется в новейших писателях,
но в том смысле, как оно употреблялось святым апостолом Павлом, а за ним и
всеми аскетическими писателями нашей Церкви…[21] «…» Хотя мы и крайне омрачены
по причине нашего слабого жительства, но признаем и исповедуем, что ни
естественное, ни деятельное, ни художественное рассуждение не могут поднять
выше чина душевного разума, как бы они ни были сильны и блестящи, даже благонамеренны
и благочестивы…»[22]. В других письмах читаем: «Умерщвление разума и воли не
может быть совершаемо человеком душевным, хотя бы и добрым и благочестивым. Для
этого необходим духоносный отец: только перед духоносцем может быть явна душа
ученика; только он может усмотреть, откуда и куда направляются душевные
движения наставляемого им. Ученик для чистоты своей совести должен с точностию
и подробностию исповедывать свои помышления; но наставник не должен
руководствоваться этою исповедью в суждении о душевном состоянии ученика; он
должен духовным ощущением проникать, измерять его и поведать ему незримое им
состояние души его»[23]. «…Для совета, для руководства недостаточно быть
благочестивым; надо иметь духовную опытность, а более всего духовное помазание.
Таково об этом предмете учение Писания и отцов. Советник благочестивый, но
неопытный скорее может смутить, нежели принести пользу. Не только из среды
мирян - из среды монашествующих крайне трудно найти советника, который бы, так
сказать, измерил и взвесил душу, с ним советующуюся, из нее, из ее достояния
[состояния], преподал бы ей совет. Ныне советники и руководители больше
преподают совет из себя и из книги. «…» Св «ятой» Исаак сказал: “ничего нет
каждому полезнее, как совет свой”. И совет чуждый, хотя по видимому состоящий
из благих и разумных слов, приносит душе лишь мучение, расстройство»[24]. Как
видим, всюду у святителя Игнатия точное следование учению святых отцов Церкви -
Григория Синаита, Исаака Сирина, Варсануфия Великого, Симеона Нового Богослова
и других.
