– Как можно до это сэбя давесты?! Какой кривой стал!
Но было «плёха» маме…
Аделаиде постоянно делались замечания, это был её образ жизни.
– Убери волосы со лба! Не наклоняйся сильно над книгой! Голову держи прямо! Не сутулься! Так у тебя сколиоз появится! Выпрями спину, а то будешь горбатая!
Как только попадали в общество, обращённое к Аделаиде «не сутулься» и «убери волосы со лба» звучало чисто автоматически, просто чтоб заполнить паузы в разговоре или убить время.
Она «выпрямляла» спину, стараясь ходить «ровно». Но усилий хватало буквально на две минуты. Слабые мышцы спины начинали нестерпимо болеть.
– Папа! Может, мне надо записаться на какой-нибудь спорт? – не раз спрашивала Аделаида, но папа, страшно раздражаясь, неизменно отвечал:
– Какой ещо спорт?! Сдэлай вовремя уроки, вихады ва двор, бегай – пригай и хватит! Будэт харашо!
Аделаида снова, молча опускала голову. Она рисовала в своём воображении их двор, в середине которого стоят деревянные скамейки со столом. Там постоянно возятся соседки, «дворняги», как их называет мама. Они, перекрикивая друг друга, то чистят зелёную фасоль, то с остервенением натирают до блеска алюминиевые кастрюли смесью песка с курьим помётом. За столом мужики пьют вино. Они начинают двухсотграммовыми стаканами. Потом тащат из дому вазы для конфет, рога, копыта. Потом поют. От одной только мысли, что Аделаида вдруг, резко распахнув дверь, как ненормальная, выскакивает во двор в обтягивающих задницу спортивных штанах, и начинает по двору «бегать-прыгать», выделывая всевозможные ужимки и кренделя вокруг пьяных мужиков, у неё подкашивались коленки. Она в свои одиннадцать лет уже вполне отдаёт себе отчёт в том, что у пьяных мужиков будет и науме и на языке, и дело вполне может дойти до поножовщины. А от дворовых поборниц морали за такой «разврат» можно получить недощипанной курицей по темечку.
Аделаида нечасто болела и не жаловалась на недомогание или головную боль. Когда становилось уж совсем невмоготу, и она всё-таки бывала вынуждена это сделать, папа раздражённо бросал:
Глупасты нэ гавари! Какое время тэбэ балет! Замалчи сечаже! Я знаю, ти эта гавариш, чтоби уроки нэ дэлат! Сматри, сэводня пятница, а ва вторник я опят в школу приду! Пасматру, какой у тэбя палажение эст! Ти сам знаэшь: если у тэбя прабелы – исправляй палажение!
Слово «положение», которое папа очень любил употреблять, было не совсем ей понятно, но представлялось в виде тяжёлого дубового стола на четырёх ножках. И этот стол всё должен был упасть и придавить собой Аделаиду…
