Вторая заправленная койка в палате пустовала, но по измятым подушкам и различной посуде на прикроватной тумбочке, можно было догадаться, что второй обитатель палаты на время отлучился.
Пучкин улыбнулся. И от этой неожиданной приветливости почти мертвеца Григорьев вздрогнул.
- Валентиночка! - воскликнул Пучкин вполне живым и ярким голосом молодого человека. - Вы сегодня зачастили ко мне. Вы прекрасны! Я не устану это утверждать до самой последней минуты.
Васильева ответила ему приятной и тёплой улыбкой.
- Спасибо, Василий Андреевич. Как вы себя чувствуете?
- О! - кивнул безнадёжный больной и рассмеялся, растягивая угловатой костью челюсти рот в чёрную дыру с рядами белоснежных зубов. - До сих пор не верю, что это происходит со мной. Честно, Валентиночка! Мне гораздо лучше. Болит немного, - он подтянул к себе огромный живот, - но терпимо.
- Да, я знаю, - ответила доктор. - Потерпите немного. Через часик сделаем укольчик, и вы хорошо поспите ночью.
- Как мне вас благодарить?
- Не стоит, Василий Андреевич. - Она обернулась к Григорьеву. - А я не одна к вам. Привела гостя. Ему очень нужно поговорить с вами.
Пустые невидящие глаза Пучкина пошарили по пространству палаты и остановились на Максиме.
- Я гостям всегда рад! Спасибо, Валентиночка! Вы волшебница!
- Ладно, я пойду. Если понадоблюсь - позовёте. Я буду рядом, - сказала доктор Васильева и вышла из палаты, тихо закрыв за собой дверь.
- А сосед где? - спросил Максим, когда они остались вдвоём.
Пучкин кивнул головой в сторону окна.
- Пошёл на улицу. День сегодня просто превосходный! Весна. Во-он - несколько одуванчиков. Расцвели. Первые. Обещал принести.
Максим стоял посреди палаты и через окно видел больничный двор, успевший за какой-то погожий день зарасти плотным ковром молодой травы, в которой редкими жёлтыми огоньками горели ярче солнца весенние цветы.
- Он курит, - сказал Пучкин, снова кивая головой на окно. - Думает, никто не знает. Но разве её обманешь?
Речь, наверняка, шла о докторе Васильевой.
- Присаживайтесь, - указав кивком на свою кровать, предложил Пучкин. - Чаю хотите? Пристрастился на тюрьме. Раньше этого не понимал, а теперь без крепкого не могу.
Максим осторожно присел на край койки и ответил кивком на предложение угощения. Чай был горячим и очень крепким. Не чифирь тюремный, но крепости в нём было довольно. Горячая терпкость обволокла рот и горло, стянула их. Приятного мало, но хороший способ не обращать внимания на собственные растерянность и неловкость.
