– Ну, ещё бы… – Лихтенштейн вздохнула и, скривившись от боли, потрогала нижнюю челюсть. – Обязательно было так сильно бить? Чуть все зубы мне не выбила, а пластика сейчас стоит очень дорого… А если бы я прикусила язык?
– А обязательно было тыкать в меня всякими острыми железяками и швыряться огнём? Пластическая хирургия сейчас тоже недешёвая.
– Ладно, не будем об этом… Вернёмся лучше к остальным.
– Поддерживаю.
Кто-то любит дождь.
Садоводы-огородники в жаркий год, избавленные от необходимости каждый божий день поливать грядки. Полупустыня, ждущая своего краткого мига пробуждения. Или же глупые девочки, которые пишут себе статусы в социальных сетях «люблю дождь, потому что в нём не видно слёз».
Ну и где? Где тогда толпы всех этих слабоумных феечек, которые любят плакать под дождём? Нет их. Потому что слабоумные и потому что феечки. Которые плачут над сломанным ногтём или просто так, лишь бы их пожалели. Всё это просто фальшь и глупые игры.
Когда тебе действительно так больно, что хочется плакать, неважно увидит ли кто-нибудь твои слёзы или нет.
Я не люблю дождь, как не люблю снегопад или град. Находить падение мириадов капель красивым и любить его – две большие разницы. Я скажу – «мне нравится смотреть на дождь, потому что это красиво». Но я не скажу – «я люблю дождь».
Площадь была пустынной. Только немногочисленные рабочие уныло возились под мелким промозглым дождём, устраняя последствия теракта.
Ну и ещё я, как натуральная идиотка, сидящая под мокнущим зонтиком летнего кафе, уныло потягивающая яблочный сок из коробочки и читающая книжку на телефоне.
Всё было как обычно – инициатива имела инициатора. Так сейчас моя идея дежурств выходила мне же боком. Хотя ещё час назад, когда я принимала пост у Эрики, небо быль лишь просто затянуто облачками… А потом – раз! И дождь.
Мне под навесом было ещё неплохо, а вот рабочим было куда неприятнее, однако они исправно меняли брусчатку, ставили новые бордюры и заменяли повреждённые бетонные плиты.
И почему это я решила, что форвард снова вернётся на место преступления?..
Увы, но думать как враг на этот раз не получится. И дело вовсе не в нечеловеческой логике кишинов, хотя уж чем-чем, а людьми они даже и близко не являются. Негуманоидная логика – это миф. Если разумное существо прибавляет к двум два, то оно получит в итоге четыре. Не пять, не сорок два, не крыжовниковое желе и не ящик лампочек. Только четыре.
Но вся проблема в том, что я не знаю – прибавляют ли кишины к двум два, готовят салат или строят плотину. Это уравнение со всеми неизвестными – я не знаю кто, не знаю как и не знаю зачем делает то, что делает.
