. Невероятная смесь. Он мог бы принять их за колоду карт; но в угасающем свете они казались призраками. Тенями настоящих…
Ба! обман воображения. Испорченное стекло, зеленое, как стоячая вода, и неподходящая рамка, не более того: в ней гуляет ветер. Но они шепчут, они шевелятся.
Голос, не мужской, не женский, говорит из воздуха.
— ...tendebantque manus ripae ulterioris amore...[58]
Низкий гром.
— Veni![59]
Мальчик, скорчившийся на старом стропиле, спрыгнул вниз и ловко поклонился. Никакой куртуазности, просто тренировка. Противоречивый свет нарядил его в бриллианты и разноцветный костюм, сделанный из воздуха.
— Ваш слуга. — Но он не мог надеть маску на лицо, которое поднял к Бену: беспокойное и неутешное. Ветер в песках.
Мальчик, который принес жертву. Бен узнал его по манере держать себя и по его темно-желтому дублету. По его печали. Камеристка Венеции. Да, Бен помнил ее. Как, поглядев на тело хозяйки, коснулась локона волос. Как вдохнула его запах. Достаточна хороша для неба. Это было потрясающе. А среди хаоса похорон — обычный поденщик. Дай ему топор и ствол дерева, и он изрубит его в щепки.
Он может использовать парня.
Четырнадцать, возможно. Impubis[60]. Через год или два станет юношей, и либо с ним подпишут контракт на подмастерье, либо выкинут из театра. Хороший голос, но с заметным уэльским произношением. Не такой симпатичный, как его приятель. Этому нужен грим: лицо бледное, узкое, бело-коричневое — терновник, но не совершенный, с коричневатым оттенком — и черные как смоль волосы, дыбом. Глаза, если бы не были красными от слез, хорошие и добрые: зимнее море. В них ярость.
Бену, чтобы войти, пришлось пригнуться, и все равно он задел несколько полу-кукол.
— Извини. Я ворвался к тебе, когда ты плакал.
Море вспомнило про свое горе.
— Они врут. Клянусь гвоздями Христа, он невиновен. Его оклеветали. Он не...
Прямо.
— Не убил себя? Я не Провидение и не могу взвесить его душу; тем не менее я не доверяю мнению законников.
— Вы верите мне?
— Когда лопаты кончили свою работу, — тихо сказал Бен, — я провел для него службу.
— Вы священник?
— Актер[61]. Но мои молитвы так же истинны, как и любые другие.
— Я знаю ваши пьесы, магистр[62]. Я видел вашего Рифмоплета[63]. И Сеана...
Aposiopesis.[64] (Дальше - тишина.)[65] Было ли это настоящее уважение или политика, он не мог сказать.
— Им не хватает гигантов?
— Да, сэр. Вы использовали Гиганта Сенеку, и украли его сапоги. Потом срубили бобовый стебель и сделали из него арфу и все такое.
