— Ты наглый ребенок. — Но он был польщен, и мальчик знал это; тем не менее его это не беспокоило.
— Я на вашей стороне, сэр. Когда мы лжем, мы говорим правду.
Умный чертенок. Видно, что он жил (скорее голодал) на улице.
— Я могу посмотреть?
Молчаливое согласие. Пожал плечами. Что он может найти?
Да уж, эту комнату он знал. Совершенно голое место под куполом грез. Крытое гнилой соломой, плохо отштукатуренное. Все планки сгнили и изогнулись, как от удара. Доски пола в дырах. Того и гляди, ботинок застрянет. Вся мебель гроша ломанного не стоит. Соломенная кровать, без постельного белья. Пара ящиков, для удобства. Подсвечник. Ночной горшок. Полдюжины гвоздей. Их запас? Он обратил внимание, что нет взятых взаймы сценических костюмов. Деревянные мечи. Свирель и маленький барабан. На штукатурке каракули, сделанные углем, на двери — мелом. Так. На полке маленькая мастерская: огрызки карандаша, листы бумаги, шепотки блестящих минералов, горшки с землей, кисточка или две, и ряд яичных скорлупок, запачканных изнутри. Он перевернул их своими большими грубыми пальцами, поставил отверстием вниз. Хорошенькая алхимия. А вот и их библиотека: пять или шесть пьес в кварто[66] — опять Шекспир — непереплетенных; части для изучения, не та, которую он искал; разрезанные листы с балладами; пара песен выложены отдельно. А, вот. Покрытый лисьими пятнами[67] Вергилий, без заглавия. Овидий, покоробленный водой.
— Выперли из школы, а? Шрусбери?[68]
— Ладлоу[69], сэр. Родился в Клуне[70]. Мой отеца столяр.
«И его мать Уэльс, держу пари». Один из птенцов Глендовера[71]. Дракон в яйце.
— А Витгифта?
— Он думал, что ткач. Но иногда говорил, что король фейри. Еще маленьким он стал искусным вором, и начал играть раньше, чем с него сняли распашонку. Говорят, что он играл мальчика Титании и старая королева рукоплескала ему; его называли Подменыш.
— Да, помню, — сказал Бен. — Маленький трубочист. — Эти зачесанные белые волосы, этот взгляд сияющего ужаса. Хорошенький, как свеча, которую так легко потушить.
— Я очень беспокоился, сэр, как он будет жить, когда вырастет, потому что все его искусство — в полной невинности. На сцене он всегда умирал. Я думал... — И мальчик посмотрел на полку с книгами.
— Умереть от голода вместе с ним? — Нет ответа. — Что, у него не было родственника, который бы оплакал его и помолился за него?
— Друг.
Который любил Венецию, зная всю его хрупкость.
Бен коснулся шуршащей компании масок.
