[15] еще и кукловод?
— Маэстро Джиансоно? — Неземной голос, как будто заговорил дух, заточенный в дереве.
Бен махнул фонарем.
Тень, безглазая, завернутая в плащ ночи.
Саутуарк, Хэллоуин[16] 1603
Мальчика-актера похоронили на севере и на юге, за переполненным кладбищем, на клочке ничьей земли: неосвященной, неогороженной, нечистой. Чтобы за него не молились. На краю могилы стояло несколько самонадеянных ворон, бесперых попугаев: «Слуги короля»[17].
Бен помедлил у могилы, тихо попрощался; потом поторопился в аллею, в которой собрались его соперники-актеры. Оглянувшись, он увидел фигуру, вставшую на колени на свежей земле: мальчик. Без взрослых актеров. Он обеими руками прижал к груди какую-то вещь, наклонив к ней лицо — поцелуй? — потом положил ее на могилу. Апельсин.
Странно. Языческий обычай: оставить на могиле подношение, как будто мертвые могут есть. Апельсин осветил этот проклятый день, вечный ноябрьский сумрак. Лампа для подземного мира.
Он мог бы вернуться и поговорить с горевавшим мальчиком, но друзья потянули его. Они хотели компании. Они хотели выпить. Как и он.
У двери театра они расстались.
Печаль Уилла успокоилась и готова вылиться на бумагу. Надо приспособить пьесу, которую театр показывал на следующей неделе, к тому, что одним мальчиком стало меньше. Так что нужно написать для тирана какую-нибудь мелочь или шутку — ни о чем, — пока мальчик, посланный с получением к самому себе, переоденется, поменяет пол и выплывет на сцену. Входит Леди. Уилл должен согласовать изменение с монологом шута и строкой стиха.
И быть Уиллом, все равно, что делать работу королевы Мэб[18]. Верно, его жар превосходен в грубом зрелище — хороший шелк, истраченный на безвкусную подделку — но они хотят тонкой работы. А его каламбуры! Слова, как перчатки, гнутся внутрь и наружу.
Сам Бен клал камень на камень, каждый хорошо обрублен и правильно установлен: за собой, как римляне, он оставит Труды. Амфитеатр. Даже сейчас, Бен видит, как он поднимается. Но английские поэты — как табор посреди развалин: воровство и безвкусные украшения.
«Глобус», как Троя, охвачен волнением. Сумятица. Большую часть года они провели как в карантине, успокоенные. Зато сейчас, когда подул ветер скандала, они развернули паруса и понеслись перед ним — но ради бури — к Мартынову дню[19]. Волнующиеся моря. Тем не менее, как моряки на схваченном штормом корабле, они знают куда плыть и что делать. И тянут шкоты вместе. Один упал за борт? Другой к парусам. Он четверть часа наблюдал за ними, как мог бы наблюдать за бригадой рабочих: плотников или печатников, кузнецов, музыкантов. Как они работают. Как ошибаются.
