создать небесную музыку и великолепную пляску для маски
[7]. Слова призрака из «Гамлета».
По каналу скользнула затемненная лодка, может быть Харон[8] в своей гондоле. Белое лицо — ее череп как луна — уставилось на него. Луноподобная, заманивает его. Нет, еще нет, он не сядет...
«Проклятая Венеция». Ах, мальчик редко играл ее, маленький Витгифт. И он никогда не сыграет мужчину. Его выудили из Темзы, посиневшего от холода, как эскалоп из котла дьявола. Бен видел, как он лежал на Саутуаркской набережной[9], задорных дворняжек отгоняли кнутом. Но не зевак: эти толпились вокруг мальчишки-актера, как будто он новый медведь или иезуит, которого должны повесить. Его опознали по кольцу, подарку какого-то лорда.
Значит не ограбление?
Забили колокола.
Как много тех, кто ушел: мертвые королевы и умные пажи, все эти хорошенькие мальчики, менявшие штаны на нижние юбки, и юбки, в которых они плясали в маске, на бриджи. Жизнь коротка, как рифма. За этот год, между старой королевой и королем Пик (козыри Смерти)[10] ушли два мальчика — нет, три: этот Питер, быстрый Салатиель, который произносил его строки; и его Бен, сама его поэзия.
Как сейчас вспомнил Бен, в прологе к его «Развлечениям Цинтии»[11], он показал, как три мальчика, три его куклы, ссорятся за то, кто произнесет Пролог. Пока он, который вывел их на сцену, бранит их буйную речь, они, его же словами, ругают (Заткни пасть) пьесу. Их голоса им не принадлежат. Он сделал их соперниками за обладание плащом (что, ты хочешь ограбить меня?), одеждой, которую наденет рассказчик: бархат, черный, как эта ночь. Как свирепо они сражались за него (Я бы закричал Насилие, но вы все дети), как будто ссорились до беспамятства.
Последний глубокий удар колокола умер, приглушенный поднявшимся туманом.
Желание актера: спрятать свое «я», перестать быть собой; сверкать на сцене, быть тенью и звездой, одновременно. Они многим жертвуют ради плаща актера — О, богохульство, незамеченное в «Развлечениях», — как Христос и его хитон[12]. И Салатиель победил и проиграл: его плащ стал его саваном.
О, вы увидите, как я делаю это, на удивление; ссудите мне мой Плащ.
Другой: Потише, сэр, так вы произнесете мой Пролог.
Нет, никогда я вам не уступлю.[13]
Так поклялся мальчик. И за это поплатился. Его смерть — и Бенджамена[14] — Бен перенес, как и Иов, со словами: на все божья воля. Но что-то, которое ушло куда-то, убило Питера Витгифта: перерезало его горло. Кто знал, что страшная
