Крикни Убийца, тоненьким голоском | страница 29



не мог бы так умело орудовать ножом, а потом еще потребовать пудинг. Обретя новое дыхание, он первым делом высказал отвращение к Нептуну и проклял всех его родственников с плавниками, за исключение русалок. Тем не менее его дух упал. Его Лондон казался сделанным из бумаги, как шуршащая кампания под крышей Калдера.

У него есть сообщение для этого парня. Он ехал с таким видом, как будто лодочник был Хароном.

У двери изливала чувства домохозяйка Рейфа. Настойка Раддока развязала ей язык:

Мальчик? Гарри — наш новый подмастерье, красивый мальчик, нежная Нерисса[271] — бросил играть. Роль для Калдера? Хандрит в своей мансарде.

Бен поднялся наверх.

Стропила оказались раздеты. Голые разрушенные хоры[272].

— Спасибо Нептуну за ваше быстрое возвращение, — тихим голосом сказал неожиданно появившийся Калдер. — Я наблюдал за этой крысиной норой. Он болен.

— Значит он умрет? — Шок разочарования; вспышка надежды.

— Нет: он должен убить, и немедленно; должен выпить, чтобы оживить себя.

— Их кровь?

Щека покраснела. Но речь не стала более изысканной.

— Я думаю, их сперму.

— Это он может добыть в Мурфилдсе; или дома, если у него еще есть мальчики на посылках.

— Как обычно. Но для большого пира ему нужен деликатес. 

— Откуда ты это знаешь?

— У него есть сводник: Вампир, любитель забав. Политическое создание. Своего лица нет — и любого другого человека тоже — постоянно надевает обманывающую маску.

— Да, — сказал Бен. — Я знаю, как он ко мне относится. — Ярость вспухла. — Ей-богу, он сидел среди присяжных коронера[273].

— Тогда он хорошо служит дьяволу. — Поворот и шаг. — Он говорил с Хью Тимминсом.

— Когда?

— После пасхи, когда начались представления. Ему потребовалась неделя или что-то в этом роде, чтобы отметить своего зайчонка. В конце апреля. — Калдер заговорил медовым голосом. — «Ах, какой умный мальчик. Не хочет ли он спеть для моего хозяина? Очень знатный лорд (хотя я и не могу произнести его имя), высокопоставленный, но впал в меланхолию. Не может заснуть,  если не услышит нежной музыки рядом с кроватью». — С горечью. — И хорошенький глупец поверил ему, но проболтался мне.

Бровь поднялась.

— Нет, я ничего не сказал ему об опасности, но отвлек его игрой.

— Какой? Затягивающей игрой в кости? Объятиями шлюх? Храбрым мошенничеством?

— Игрой в стеклянные шарики[274]. Я был Троей; он пытался отнять у меня великую Елену и снести мои стены.

Ребенок.

— А не слишком ли он зеленый? Маленький урожай для молотьбы. — Бен задумался. — Или его светлость насыщается спермой