Ее жестокость была обыкновенной жестокостью правителя, в обязанности которого входит подчинять себе других и который не может из гуманных соображений позволить себе размякнуть. Мягкие и безвольные люди на этом месте, как правило, самые жестокие. Посмотрят сами, жизни хватит сравнить. Он скажет им все, пусть знают, кого убили, кого потеряли.
Если б была какая-то лазейка. Теодат бы не преминул ей воспользоваться, но Амалазунта зарезана, и не скажешь: отравлена. Конечно, можно было сделать почище, поаккуратнее, поменьше варварства, побольше культуры, даже, казалось бы, в таком непритязательном деле. Римляне - вечная слава этому народу,- как они умели красиво убивать, а император Нерон... ну да ладно - сделали, как смогли, плохо, зато по-готски, в национальном стиле. Публично перед всеми и византийским послом на официальном приеме он признает факт насильственной смерти. Но на него, понятно, она не может бросить тень. Не подозревает он и старейшин и остальную знать. Убийцы схвачены, мотивы выяснены: личная кровавая месть в духе обычаев и традиций, день суда назначен и вот-вот наступит, что еще? Теодат держит с Петром себя так, как нагловатый, зарвавшийся мошенник с ревизором. По всему видно: украл он, кажется, и не скрывает, а попробуй докажи. И тут: не я и не мои верные слуги, дело случайное, сам видишь.
Юношу и второго гота судили дня через два, приговорили, как и приговаривают за месть, к страшному штрафу - тысяче серебряных динариев каждого,- деньги, которых ни один никогда сразу и не видел и представить, сколько это будет, себе не может. Выпустили погулять и собрать сумму, а пока те почесывали себе затылки (нет денег - будет кол), тайно выплатили им из казны по 1100 серебряных динариев: тысячу на уплату штрафа, а сто в карман на амортизацию души, уставшей от волнений.
Петр не совсем понимает происходящего, но седьмым чувством чует: нечисто. Его облапошивают, над ним смеются. Теодат делает озабоченную мину и долго ему втолковывает особенности готского развития, своеобразие и специфичность сложившейся в стране обстановки, сложность управления такой страной, сложность урегулирования новых порядков, вступивших в серьезный конфликт с традициями, и т. д.- иностранцу не понять. Сами готы, государственные мужи, не всегда понимают, что происходит. А Петр, впервые посетивший Италию (детство не в счет), хочет сразу расхлебать горячую кашу. Нет и еще раз нет. Доверчиво лепит комплименты на лоб: он парень, в сущности, неплохой, и, если хочет быть послом у них, они Юстиниану отпишут, что довольны и лучшего им не надо. Говорит много в таком духе, ловит Петра на крючки и в сети. Но упрямый византиец не ловится: почему гуляют убийцы, когда люди, заплатившие тысячу серебряных динариев, выглядели такими счастливыми, а когда они имели такие деньги, вон тот малец?
