Эпизоды одной давней войны | страница 72
Частные люди сделают частное дело, именно - частное. Но стоит им получить его согласие, стоит ему сейчас открыть рот - сказать одно слово, которого они так от него ждут: «да», и они становятся людьми государственными, и само дело - государственным. Дальше пойдут круги, а волны промочат ему ноги. Если он «не будет ничего знать», он легче покроет. И пусть они это поймут теперь же, молча, если не умом, то звериной хитростью, чутьем. Раздвигает плотное кольцо наседающих, выходит на простор зала; теперь между ним и готами некоторое расстояние - так-то лучше; внимательно обводит глазами пеструю напряженную кучку, выразительно поднимает надменное лицо, устало опускает веки, секунду стоит с закрытыми глазами, словно он утомлен, открывает, уже ни на кого не глядя, и покидает помещение царственно-высокопарно, плавными мелкими шагами. Как смогут, так истолкуют. Как истолкуют, так и поступят. Не убьют, побоятся - что ж, это только продлит Амалазунте ее бессмысленные оргии. Он не виноват, что история напоследок заставила его играть роль злодея.
Готы в зале слишком утилитарны и малообразованны для таких соображений. Сначала, конечно, малообразованны, потом все остальное. Для них их собственные здоровенные кулачищи здоровее всех войн Александра Македонского. Истолковывают поведение Теодата. Многие склоняются оставить затею: у Теодата развязаны руки, он ничего никому не говорит и в любой момент поведет себя как ему вздумается. Бросьте! - раздается крик. Пусть только попробует, он в их власти и только до тех пор король, пока он им нужен. Стоит вильнуть хвостом, кулачищами же и расхряпают царьку хребет. Кто-то высказывает единственное здоровое предположение, что Теодат доверил дело Амалазунты их решению.- Почему тогда не выразился яснее? - Потому что их решение - ее смерть. Пусть спросит с глазу на глаз и получит благословение.
Пока они так рядятся и трусят, находится энтузиаст - сын старейшины, убитого по приказу Амалазунты, безбородый, скуластый жестокий юнец. Ему на руку их пререкания, чем нерешительней они, тем лучше для него. Без труда узнает дорогу, седлает коня и, не взяв даже пищи, скачет. Ему незачем тратить время на еду, незачем есть: он сыт гадиной, которую раздавит. На берегу долго искал лодочника, но нашел только лодку, сел в нее и погреб. В сумерках натолкнулся на корягу, пробил лодку и чуть не утонул. Дыру заткнул собственной курткой и к острову подплыл раньше, чем посудина наполнилась. Мокрый по пояс, полуголый, с курткой в руках подошел к замку и пытался проникнуть в него бесшумно, как и бесшумно удалился после, но разодрался с собакой. Собака покусала его, но он ее не убил: она стерегла Амалазунту и была права, а только отрубил ей хвост, чтоб больше не лезла. Он уже забрался на стену, продолжая выполнять задуманное, когда на лай и визги выскочили тупые слуги; его ждал конец героя со стрелой между лопаток, если б чужая решительная рука в последний момент не сдернула стрелу с тетивы.