Эпизоды одной давней войны | страница 68



Амалазунте приставляют нож к горлу и требуют, чтоб она на Теодатовом письме к Юстиниану черкнула несколько слов о своей теперешней распрекрасной жизни в уединении и своей доброй воле, заславшей ее туда. Женщина слезами давится, а пишет: нож вот-вот кожу проткнет. Письмом утерли нос последнему скептику и отослали с ним к императору Либерия и Опилиона. Люди надежные, проверенные, оба сенаторы, пусть передадут на словах, если записка покажется подозрительной, сумеют убедить. Сейчас важно не раздражать заморского владыку.

Если взглянуть на европейское побережье Средиземного моря, картина откроется любопытная. Не успела Амалазунта провозгласить Теодата королем, не успела отписать Юстиниану подробное письмо о полезности такого шага и послать с ним своих людей, как она уже в цепях, и вслед ее людям уже посланы другие два с письмом Теодата и припиской Амалазунты. Им навстречу из Византии движется Петр, которому даны руководства императора на основании информации, полученной от тех, кто уже совершил вояж. Где-то на побережье Ионического моря Петр встречается с послами Амалазунты, от которых узнает о смерти Аталариха и избрании Теодата, а чуть позже, в городе Авлоне на том же побережье, узнает остальное от Либерия и Опилиона. Ушам своим не верит, но уши есть уши, шлет послание Юстиниану, научи, мол, как теперь быть. Принцип: никакой инициативы. За отсутствие инициативы, как и за верноподданничество, никто никого еще не наказывал, а вот за инициативу, как и за свободомыслие, можно схлопотать. Купается в бассейнах, моется в банях императорский посол Петр. Он не виноват, раз обстоятельства переменились. Было сказано встретиться с Амалазунтой открыто, с Теодатом тайно. Теперь Теодат на месте Амалазунты, Амалазунта на месте Теодата, предписания, ни одно, не годятся, письмом можно подтереться.

Даже у Юстиниана трещит голова. Только принял послов Амалазунты, только узнал от них о смерти Аталариха и короновании Теодата, как в дверях зала Опилион и Либерии. Читает послание Теодата, недовольно морщится, Амалазунты - совсем мрачнеет.

— Трюки все, фокусы! Фокусники, трюкачи!

Все их выкрутасы, трюкачества остаются видны из его дворца, и никого посылать не надо. Послов хватает за шкуру, трясет из них правду вместе с дорожной пылью. Будете говорить, нет? Что знаете? В народе что говорят, ему надо знать все сплетни, все слухи. Свои соображения потом. Сначала соображения, потом особые соображения, но сначала слухи. Проницательными глазками уставляется то на одного, то на другого - устрашающая манера смотреть. Опилион дуб дубом. Заладил одно и твердит, как в письме, так и на языке. Он не дурак и понимает, что теперь, пожалуй, лучше сойти за дурака. Юстиниан зол, а он несет ему ахинею про отдых Амалазунты в горах.