— У руководства отдела совещание, просим не беспокоить.
— К чему такие предосторожности? — спросил Краевский.
— Сорок дней по Бороде, — ответил Базыка, — да и нам следует расслабиться, снять напряжение после стольких смертей.
— А стоит ли? — спросил Проваторов. — Завтра ответственный день…
— Стоит, стоит, — сказал Андросов.
Базыка, услышав это, вытащил из-под стола мешок, именуемый в Каминске «сидором», и выставил его на стол, извлек из ящика стола четверть самогона. Тут же появились три стакана, и Краевский понял, что Проваторов, видимо, вследствие его болезни, не считается в отделе полноправным участником застолья.
Закусь была небогатой, но достаточно сытной. Хлеб, сало, вареная картошка.
— Ты что, женой обзавелся в обход отдела кадров? — спросил Андросов Базыку.
— Еще чего, — отозвался Базыка, — самогон ребята конфисковали, а закусь Аграфена пожертвовала.
Базыка взял в руки стакан и уставился на Андросова, который готовился произнести речь.
Речь Андросова была длинной и бестолковой. Он начал, как обычно, с того, что мы окружены врагами, а закончил заверениями о неизбежности победы мировой революции.
Поскольку в речи Андросова не было сказано ни слова о Бороде, Краевский напомнил об этом.
Все замы, включая тактичного Проваторова, посмотрели на него как на сумасшедшего или представителя другого времени: только ему могло быть непонятно, что Борода — борец за торжество мировой революции, а значит, речь как раз шла о Бороде.
После первого выпитого стакана все, включая не пившего Проваторова, оживились и разговорились.
— А ты знаешь, — заявил Андросов, грозя Краевскому пальцем, — я сначала думал, что тебя из губернии прислали присмотреться, чтобы потом назначить начальником, а потом смотрю не-a… Ты еще зелен для начальника.
— Ну почему же, — язвительно заметил Проваторов, — в гражданскую полками командовали шестнадцатилетние, а дивизиями — двадцатилетние, если исходить из этого, то Краевский для нашего отдела явный перестарок.
— Ну сейчас не гражданская война…
— Как сказать, — ответил Проваторов.
— Что ты имеешь в виду? — запетушился Андросов.
— Война — это не всегда фронт, армии… Война — это мертвые, падение нравов, обесценивание человеческой жизни.
— Войну мы закончили на Тихом океане, — сказал Базыка.
— Хорош трепаться, — пьяно произнес Андросов, — давай еще по одной.
Выпили еще по стакану, и Краевский стал плохо соображать, где он, чем занимается. Однако внутренний голос все время нашептывал: в пьяном виде человек хуже обычного контролирует свои поступки и слова.
