— И все же, полминуты срок слишком большой. Что же произошло там и почему не дострелили меня?
— Я, честно говоря, тоже этому удивляюсь.
— Я лежал на берегу или был в воде?
— На берегу, но ты был мокрый, и можно было точно сказать, что ты был в воде. Наверное, ты упал в воду, а потом выбрался на берег.
— Как же я мог выбраться на берег без сознания и со сломанными ребрами.
— Тоже удивительно, но тут всякое может быть, — Базыку опять понесло, — одного моего бойца пополам перерубили. Одна половинка осталась в седле, а вторая — упала на землю, а потом стала ползти к нему за стремена цепляться… Ну что ты глава закрыл, да ты брат, слабак, как же ты будешь бороться с бандитизмом?
Базыка еще о чем-то говорил, но он не слушал его.
«Борода, Борода — мужик в картузе, сапогах и по уши заросший русыми волосами, которые нисколько не смягчали его суровую внешность. И с бородой он так же был похож на разбойника, как и без бороды. Как же мне быть теперь? Где искать этот распроклятый архив, итит твою…»
— Ну я побег, выздоравливай, — донесся до него голос Базыки, — Василич, посмотри за больным.
«Ах, Борода, Борода, что же мне теперь делать. Как я обрадовался, услышав, что ты нашел этот распроклятый архив и надежно спрятал его в другом месте».
Все это он узнал за минуту до въезда на мост. Борода, задерганный постоянными провалами операций, решил, никому не доверяя, самому найти и изъять архив.
«Я сделал это по-рабоче-крестьянски, — сказал Борода ему, — пришел, увидел, перепрятал… Теперь его не только банда, сам черт не найдет».
Где уж ему тягаться с чертом. А как все хорошо складывалось. Ведь даже в отделе никто не знал о том, что Борода изъял и перепрятал архив. Значит, обеспечить транспортировку его в Новониколаевск не составило бы особого труда, а вот теперь… Теперь транспортировать нечего…
— Василич, — позвал он, — Василич…
Появился фельдшер.
— Надо выписываться, — произнес он.
— Рано, — ответил тот, — вы еще не окрепли, слабы, и у вас, батенька, возможны рецидивы.
— Мне ли бояться рецидивов, — пошутил он.
— Могут быть обмороки, припадки…
— Василич, — сказал он, — снявши голову, по волосам не плачут, что мне припадки, с припадками люди живут, а мне, если не выписаться, может и жить не придется… Надо… а я уж постараюсь раз в два дня заглядывать к вам…
— Свежо предание, — заключил Василич, покрутив свой рыжеватый ус.
В конце концов он уговорил фельдшера. Тот послал в отдел гонца доложить, что инспектирующий из Новониколаевска завтра выписывается.
