Но разговор он сумеет провести так, что в душе у старшего инженера Инны Замараевой с каждым его словом будет нарастать отвращение к самой себе, к собственной проклятой безалаберности. Не Жебелев, а сама Инна собственными руками будет снимать с себя стружку, обзывать себя ничтожеством. За часовой разговор с шефом в ней, как в аккумуляторе с повышенной емкостью, накопится столько искреннего раскаяния, столько завидной злости на саму себя, что Инна неделю будет работать, как пара добрых украинских волов. Да что там волов! Как дюжина мощных самосвалов… Общелкает, как жареные семечки, все метровые ведомости, выдаст всякие там сравнительные анализы себестоимости и экономической эффективности. Подгонит до ажура то, что запустила за две недели, и наработает еще на неделю вперед.
Все-таки у Инны имелись приличные извилины в сером веществе больших полушарий. Но для того чтобы они активно функционировали, а не находились в предпочтительном состоянии покоя, требовалась периодическая встряска методом, психологически тонко разработанным кандидатом технических наук Жебелевым.
— Я полагаю, что вы справитесь с этими… назовем их… временными затруднениями?
— Справлюсь, Николай Павлович, — искренне пообещала старший инженер Замараева.
— Может быть, я могу вам чем-нибудь помочь? — с легкой улыбкой осведомился Жебелев.
— Не надо мне помогать, — с пугливой дрожью в голосе ответила Инна и тоже вскочила со стула. — Ради бога, только не помогайте, сама справлюсь!
Нет уж, с нее хватит по горло и этого разговора. Если словами шеф может так истерзать человека, то что же будет, если он помогать возьмется. Кошмар будет, ад кромешный…
Из кабинета Жебелева Инна возвратилась отягощенная осознанными прегрешениями, злая и работоспособная.
— Инна, тебя Лялька просила позвонить, — сообщил Славка Курочкин. — Сказала, что важное дело.
— Перебьется, — отрезала старший инженер Замараева и подвинула к себе арифмометр.
Когда за Инной захлопнулась дверь, руководитель сектора Жебелев потер руки, как некогда Понтий Пилат, и достал дерматиновую папку с истрепанным языком застежки. В отличие от прочих служебных папок в кабинете шефа, пестревших наклейками с наименованиями тем, результатов и вопросов, на этой папке не было надписи. Она была инкогнито. Была таинственна, как резидент американской разведки в латиноамериканской республике. Хранил эту папку Жебелев в гремучем железном ящике, именуемом в инвентаризационной ведомости сейфом, или уносил ее домой.
