Мы поднялись.
— Папа, а на какой частоте работала ваша радиостанция?
— На обыкновенной, — пошутил отец. — Приходите почаще.
Мама поцеловала его.
— Конечно придем, как только разрешат, сразу же придем. Ты не беспокойся, если уж разрешили одно свидание, теперь мы будем приходить.
— До свидания, папа.
— Пока, Борька.
Из госпиталя мы вышли радостные. Мама приложила к глазам платок. Но это были уже совсем другие слезы.
Обедать я не пошел, отправился прямо на завод. Не спеша, спокойно и счастливо. Я вдруг начал все замечать вокруг себя. Предъявил пропуск в проходной. С удивлением заметил, что охранница — молодая девушка, а за барьером у нее спрятана книжка, которую она украдкой читает. И сам завод удивил своей широтой и размахом — настоящий дворец труда. Я словно первый раз прошел по его мраморным лестницам, по сверкающим эскалаторам, поднимавшим рабочих на верхние этажи.
Как здесь было красиво и величественно. Вошел в зал главного конвейера и остановился пораженный. Не тем, что увидел, а тем, что не замечал этого раньше. Длинный, как стадион, цех вспыхивал тысячами цветных экранов, технологических зеркал. Как на первомайской демонстрации, со всех сторон неслось веселое разноголосье — это рабочие проверяли звук.
Но самое дивное, конечно же, «Радуги». Как ребятишки на детском празднике в центральном парке, они катались на качелях — плыли под потолком, подхваченные стальными держателями, бежали бесконечной вереницей друг за дружкой по полотну конвейера, сбивались шумными кучками, галдели динамиками на приемке.
Телевизоров было много. И каждый из них вскоре должен был попасть в такую же семью, как наша, принести людям столько же радости, сколько он принес нам.
Я вспомнил одно из первых кинопутешествий, в которое меня увлек цветной экран: горы, сочная зеленая трава, ручей. В его голубых холодных струях играли красными плавниками рыбы, и каждый камешек на дне был виден как живой!
Фабрика радости — мой завод вдруг открылся мне. Я был рад, что пришел именно сюда, и горд, что буду работать здесь, с этими людьми, с Николаем Фроловым. Но сначала рассчитаюсь с «королем».
Славку я нашел в инструментальном у Николая.
— Видал?! — Он протянул мне пластмассовые пластинки с замысловатым узором и крупными точками.
— Печатные платы?
— Так.
— Ну, ты молодец, Славка. Расскажи, как было дело?
— А, мелочи, — отмахнулся Мороз. — Лучше ты расскажи, как отец?
— Отец хорошо. Поговорили немного, потом медсестра нас выгнала.
