Через час мы выходили с погранзаставы с трубой дюрита. Мы помчались в поселок, где, как нам сказали, можно получить остальную техническую помощь.
В мастерской было темновато, пахло машинным маслом. Сварщик вставил в зажим нашу крестовину, кивком сбросил на лицо маску с мутным слюдяным окошком.
Тракторист со стоящего здесь трактора подробно расспрашивал меня о причинах нашего бедствия и время от времени издевательски повторял, подмигивая остальным:
— Правильно говорит городской мальчик!.. Правильно говорит приезжий мальчик!
— Ну, все! — сказал сварщик. Толстый светящийся шов на нашей крестовине быстро гас. Сварщик передал крестовину слесарю, тот, зажав ее в тиски, долго обшаркивал напильником.
— Да ничего!.. Неважно! — сказал я.
— Правильно говорит городской мальчик! — сказал тракторист.
— С камней-то как будете сниматься? — спросил сварщик.
Никита пожал плечами.
— Катки надо. По каткам снимете.
— А где их взять?
— У дядя Миши спросите, у лесничего.
— А он даст?
— За пол-литра он все даст! — сказал сварщик.
Когда мы вышли из мастерской, солнце уже садилось. День, можно сказать, пошел на сварку.
Мы шли по улице и вдруг увидели идущего зигзагами старичка.
— Кто это идет? — взмахивая руками, кричал он. — Это дядя Миша идет! Кто-о здесь хозяин?.. Здесь дядя Миша хозяин!
— Дядя Миша! — подошел к нему Никита. — Нельзя ли для катков бревнышек из сухостоя, катер на воду спустить?
— Счас! — подумав, сказал дядя Миша. Он ушел в дом, и долго его не было. Потом вдруг оттуда раздались крики:
— Кто это идет?.. Это дядя Миша идет!.. Кто здесь хозяин?.. Здесь дядя Миша хозяин!
Решившись, мы вошли в дом.
— Дядя Миша! — сказал Никита. — Ну что тебе сделать? Санитарную рубку? Рубку ухода? Рубку осветления? Ведь загажен же лес!
Взгляд дяди Миши остановился вдруг на Никите.
— Один плыл али с красной девицей? — неожиданно нараспев заговорил он. (Я понял вдруг, что мы имеем дело с колоссальным жуликом.)
— Да я не о том! — с досадой сказал Никита.
Тут дядя Миша стал долго пить чай, бормоча примерно одно:
— Вот ужо… распогодится… ободняется… Вот ужо — выпью водушки…
— «Водушки» — это что-то новое! — сказал Никита.
Тут дядя Миша, всхлипывая, стал вспоминать какие-то «березушки», которые он, видимо, продал.
Никита, яростно ощерясь, схватил его и начал трясти:
— Ты, гнида! Ты будешь работать или нет?!
Потом, сам испугавшись своей ярости, Никита отпустил его, и мы вышли. К ночи мы снова вернулись к катеру.
Катер, накренясь, белел среди абсолютной тьмы. Только волны, пробиваясь через камни и выходя на ровное место, с шипеньем растекались, словно кто-то растягивал в темноте белую резинку.
