Мария Прокопьевна вырвала из тетради чистый листок и написала крупными буквами: «Трес аламос».
— Возьми, Тиша, чтобы не забыть…
Тишка, бухая по половицам валенками, прошёл к столу.
— «Трес аламос», — прочитал он. — Правильно, а я было и забыл…
Он, к сожалению, забыл не только чилийское название монастыря. Он выскочил из избы, забыв попрощаться с Марией Прокопьевной. Даже шапку на голову не надёрнул, так под мышкой и оставил её.
— Тиша, простудишься! — бросилась вдогонку за ним Мария Прокопьевна.
Но Тишка уже летел по улице, держа руку с запиской в кармане. Шапка была нахлобучена на голову задом наперёд.
На дорогу подсыпало свежего снежку, и он похрустывал под ногами, словно Тишка перепрыгивал с одного кочана упругой капусты на другой. В душе у Тишки всё пело и ликовало: адрес лежал в кармане, можно было отправлять Корвалану и письмо, и посылку.
— Трес аламос, Трес аламос, — не мог насытиться сладостью незнакомых, чужих слов Тишка и повторял их без конца.
Снег налипал на подошвы, а отскакивая от валенок, скатывался комьями и так и просился в руки. На косогоре у клуба ребятишки уже бросались снежками, лепили пузатых и головастых баб с крючковатыми палками вместо носов. Тишка проскочил мимо них, отметив удовлетворённо, что среди ребят носится и его брат Славка, — значит, до вечера домой не придёт, если раньше времени нос не расквасят.
— Трес аламос, Трес аламос…
Тишка вдруг поражённо остановился:
— Трес аламос… Три тополя… «Трес» — это три…
Ты смотри, как всё просто. Трес — это три. Значит, двес — два, однес — один… Ну, Тишка, пожалуй, легко бы выучил их язык. Но вот только «тополя» почему-то названы «аламос». Может, взад пятки надо читать? Со-ма-ла… Нет, на солому больше походит, а не на тополя. Ну, видно, и у них исключения из правил бывают. Вон у нас Мария Прокопьевна начнёт правило объяснять: тут исключение и там исключение. Голова от этих исключений котлом гудит.
Тишка прибежал домой — дверь на замке. Ага, значит, и мать ещё не вернулась с работы… Ну, Тишке никто не будет мешать.
Ключ, как всегда, лежал за дверью, в которой было выпилено отверстие для прохода кур. Далеко его не прятали. Руку в этот пропил сунешь — и тут он и лежит, почти на самом виду.
Тишка ворвался в дом, как атаман. Шапку бросил в один угол, рукавицы — в другой. И пальто вешать некогда, прямо на стуле его и оставил.
Вытащил из-за печки фанерку от посылки, дописал на ней: монастырь «Трес аламос».
Из-под клеёнки на столе достал письмо и на конверте тоже добавил: «Трес аламос».
