Серёжка пожал плечами:
— Да я не вчитывался. Не стихи ведь…
Люська обиженно вздёрнула носик:
— И ты, Дресвянин, туда же…
А куда «туда же», Серёжка не понял. Люська, энергично помахивая портфелем, понеслась по дороге.
Документы, письма, свидетельства очевидцев
«Всего несколько дней тому назад я смог наконец получить сведения о твоей матери и сестрах. Все они здоровы и сохраняют твёрдость духа. А если у солдата надёжный тыл, то он может сражаться спокойно и быть готовым ко всему. О себе могу сказать, что я много занимаюсь. Работаю по камню, обтачиваю чёрный базальт.
Сегодня твоему маленькому сыну Диего исполняется столько же, сколько было тебе, когда нас преследовала диктатура Гонсалеса Виделы в 1949 году и когда меня сослали в концентрационный лагерь Писагуа. Я верю, что нынешняя чёрная ночь над Чили развеется и единство народных сил победит. Твой сын вырастет в новом обществе, которое построит счастье для всех».
Из письма Луиса Корвалана к сыну Альберто.
«Дорогая дочка! Я понимаю и разделяю твоё отчаяние от того, что ты вынуждена оставить университет. Верь, что придёт день, когда ты сможешь осуществить свою мечту. Нынешнее положение действительно тяжело и тягостно. Но мы не можем поддаваться унынию. Это было бы самым худшим для нас. Потому что это означало бы признание нашего поражения. Мы должны найти в себе силы, мужество и достоинство, чтобы превозмочь себя. Завтра мы будем радоваться, что оказались способными преодолеть невзгоды…»
Из письма Луиса Корвалана к дочери Вивиане.
«Мы должны верить, что нынешнее положение не может быть вечным, что когда-нибудь мы сможем вновь сесть за один стол — наш отец, сёстры, моя жена…»
Из письма Альберто к матери.
Мария Прокопьевна чистила картошку, когда кто-то робко поскрёбся в дверь. Мария Прокопьевна, грешным делом, подумала, что это кошка, и пошла открывать ей прямо с ножом в одной руке и с полуочищенной картофелиной в другой. Она, не доходя до порога, толкнула дверь ногой. За морозным облаком, рванувшимся в избу, стоял смущённый Тиша Соколов.
— Ма-а-рия Проко-о-пьевна-а, — пропел он и торопливо осушил рукавом под носом. — А как будет… три тополя?
— Тиша, ты у меня и в доме выстудишь… Заходи быстрее. Тишка, бочком перевалясь через порог, прикрыл за собой дверь и, сопя носом, не отпускал руку от скобы, будто собирался рвануть назад. Но шапку с головы всё же сдёрнул.
— Тиша, да ты садись на стул.
— Не-е, я постою… А то наслежу много…
