Переступив порог, он по старой привычке повесил на крайний рожок вешалки свою куртку, кепку и остановился, не зная, что делать дальше. Его ли еще эта квартира? Или уже чужая?
— А папа так часто о вас, Антоша, говорит.
«Новая семья, — вспомнил Антон, чуть холодея, проходя за женщиной в бывшую «родительскую». — Вот что это значит: другая жена. Молодая совсем».
У стены, завешенной ковром, стояла детская кроватка, и оттуда на него смотрел глазастенький ребенок полутора или двух лет. Пухлыми ручонками он крепко держался за спинку кровати, розовый ротик его был полуоткрыт.
— А это наша Риточка, — певуче сказала женщина. Она пригладила у девочки шелковистые кудряшки.
Лишь теперь Антон полностью понял слова матери, что значит другая семья у отца. Почему же ему не сказали, что у отца не только новая жена, но и дочка? Знай Антон это раньше, он, возможно, не поехал бы в Саранск. А теперь, кажется, он попал впросак.
— Ты, наверное, голодный? — ласково спросила женщина. — Сейчас я приготовлю.
Несмотря на приветливость новой жены отца, Антон чувствовал, что держится она связанно, настороженно. Улыбка у нее как бы заданная. «Как ее хоть звать? Да зачем это мне? Не хочу я ее никак называть».
Женщина скрылась на кухне, халатик веером взвился вокруг ее голых красивых ног. Антон посидел несколько минут на стуле и пошел в бывшую свою комнату, где некогда жил с бабушкой. Ширмочка, за которой стояла ее старенькая железная кровать, исчезла. Их место занял потертый старый диван, обитый зеленым репсом. Почему-то ему очень грустно было смотреть и на голое место, на котором стоял его однотумбовый письменный столик, взятый ими в село. Ему не запрещали закреплять на нем тисочки, работать напильником, ножовкой.
На обоях осталось светлое пятно: здесь всегда висело расписание уроков. Нет и выцветшей картины Перова «Охотники на привале», без которой невозможно было представить эту комнату. Горло у Антона вдруг перехватило.
«Зачем я здесь? И тут я чужой».
В прихожей щелкнул замок: отец! Руки, ноги у Антона похолодели, и он застыл на месте, совершенно потерявшись. Остаться в своей бывшей комнате или выйти?
— А у нас гость! — певуче сказал женский голос с явным расчетом быть услышанным во всей квартире. — Догадайся, кто?
— Вот как? Ну, ну.
Родной голос отца отозвался в самом сердце. Сколько Антон его не слышал? Мальчик засуетился. Оставаться в комнате было неудобно, и он вышел.
Очевидно, Павел Николаевич уже увидел сыновнюю куртку на вешалке. Он быстро шел навстречу, обнял мальчика с ходу, крепко поцеловал, прижался к его щеке колючей щекой. Взгляд его голубых глаз выражал вопрос.
