— А может, Вера Михайловна, вам не следует снимать его со школы? — Директор, мельком глянув на Антона, продолжал: — Сами знаете, скоро конец учебного года, мальчику резко менять обстановку… А? Закончит восьмой класс… надеюсь, он перейдет, успехи делает. — Новый суровый и поощрительный взгляд на Антона. — Вот тогда и выдадим документы.
— Конечно, так было бы лучше. — Вера Михайловна зачем-то открыла сумочку и опять закрыла. — Но обстоятельства складываются так, что переехать мы должны срочно. Мальчику в Саранске просто негде… словом, надо забрать его сразу.
И опять Антону показалось, что мать чего-то не договаривает, как и все время в последние дни. Несмотря на то что она была нарядно одета, припудрилась, красиво уложила волосы, во всем ее облике проглядывала какая-то беспомощность, подавленность. Антон вдруг заметил, что мать вроде стала ниже ростом, просто маленькая, под глазами у нее залегла синева и заметнее стали морщинки, которые не могла скрыть и косметика. Ему казалось, что уже весь город знает, что их бросил отец, и мальчик опустил голову. Вера Михайловна поспешно закончила:
— В селе школа большая, хорошая. Я думаю, что Антон быстро освоится и не снизит успеваемость.
Бритое лицо директора выражало явное сочувствие.
— Как сам Антон думает? — обратился он к ученику.
Паренек ответил, не задумываясь:
— Поеду с мамой.
Директор откинулся в кресле.
— Что ж, на этом и порешим. Ступай, Антон, в класс.
Когда мальчик уже закрыл за собой дверь кабинета, он еще слышал голос директора:
— … теперь могу вам сказать, Вера Михайловна, жаль нам расставаться с таким способным учеником.
Весь следующий день в доме шло спешное приготовление к отъезду: из платяного шкафа, из комода вынимались вещи, укладывались в чемоданы, в узлы. На стульях, на полу валялись оброненные платья, чулки. Антон бегал по магазинам за крючками, леской, тщательно упаковывал свои ракеты — все, что собирался везти в деревню. Ему и грустно было покидать Саранск — слишком неожиданно развились события, — и, как это ни странно, тянула неизвестная жизнь, хотелось узнать, что его ожидает впереди.
Под вечер за суетой он не заметил, как в дом вошел отец. Лицо у него было чисто выбрито, белокурые, слегка волнистые волосы причесаны. Его сильное, здоровое тело свободно облегал серый костюм в клетку, вид был щеголеватый.
«Появился…» Сердце у Антона ёкнуло.
Ему хотелось броситься к отцу, обнять, задать тысячу вопросов. Все-таки навестил? Зачем? А вдруг передумал, будет просить у мамы прощения, и все пойдет по-старому? Или хоть объяснит, почему так случилось? Кто же другой должен это сделать? И что-то новое, непонятное самому, удерживало Антона в своей комнате, и он делал вид, будто возится с укладыванием вещей. Сердце его гулко колотилось. Бабушка шаркала войлочными шлепанцами то в кухне, то в ванной, гремела кастрюлями, что-то увязывала.
